На ночном рынке двое или трое мужчин толкнули мою мать, выхватили у нее деньги на продукты и крикнули, чтобы она убиралась в свой Бангладеш.
Позже, когда публика рассосалась, мама вошла в дом и села, опустив голову на руки. Через несколько долгих минут она подняла голову и сказала:
– Они меня трогали тут, тут они меня трогали. Девочка моя золотая, не заставляй меня рассказывать.
Тут я увидела свою мать как женщину, почувствовала ее унижение. И там, где раньше я ощущала стыд, на этот раз возникла добела раскаленная злость. Она поднялась к челюстям, мне пришлось стиснуть зубы, чтобы сохранить спокойствие.
Почему наша жизнь такая? Что это вообще за жизнь, когда моей матери приходится покупать среди ночи дешевые овощи, а ее за это грабят и унижают? Что это за жизнь такая, если на болезнь моего отца врач не обращает внимания, пока не станет слишком поздно?
И я приняла решение. А хорошее это было решение или плохое, я уже и не знаю.
· Интерлюдия ·
БРИДЖЕШ, НАЧИНАЮЩИЙ АКТЕР, ПОСЕЩАЕТ НОВЫЙ МОЛЛ
Там, где раньше была фабрика швейных машин, открылся новый молл. У меня челюсть отвисла, когда я его увидел. Он был как аэропорт, весь такой четкий, острый. Стекло тут, стекло там. Всюду огни, как на празднике.
В воскресенье, после урока актерского мастерства, я надел новые джинсы, застегнул рубашку с вышитым на кармане всадником – из магазина «Плейбой» на Аллен-лейн, иногда туда захаживаю, – потом достал телефон и позвонил своему другу Раджу, который дома´ красит. И мы пошли вдвоем. Возле молла торговали разносчики закусок и продавцы сиропа, я некоторых из них знаю, кивнул им, а они говорят: «Ты внутрь зайди, внутрь, посмотри, как оно там!»
Ну, и мы с Раджу пошли. У Раджу на руках кое-где краска оставалась, а я волосы вымыл и расчесал. Туфли грязноватые, но я сверху грязь ваксой замазал, и почти не видно стало.
Мы выстояли очередь к металлодетектору, и я смотрел на большие постеры, где были дамы в золотых часах. Потом мы детектор прошли, и тут я уже учуял кондиционированный воздух, он был с запахом духов и еще – кожаных сумок. Как же приятно было прикосновение прохладного воздуха, сразу хорошо стало, радостно. Меня обдувало прохладой, и тут охранник меня поймал за локоть:
– Пятьдесят рупий, – сказал он.
– Чего? – переспросил я. – Отстань, старик.
Вот не понимаю людей, которые просто так просят денег без всякого повода! Встал бы я снаружи перед моллом и выкрикивал бы суммы. Интересно, много ли собрал бы?
– За вход пятьдесят рупий, – ответил охранник.
Он не был ни раздосадован, ни заинтересован. И смотрел уже куда-то в сторону.
– За вход куда? Мы же только по магазинам, – сказал Раджу. Он вытащил свой большой новый смартфон и держал его небрежно – ну, просто показать, что он человек с деньгами.
Но старого охранника провести не удалось.
– Понимаешь, брат, – начал он, – пятьдесят рупий – и заходи. А нет – дыши воздухом на улице. Уж не взыщи.
Мы и не собирались ничего с него взыскивать, но и дружелюбие проявлять как-то не хотелось.
– Так вы же не взяли за вход вон с той тетки! – возразил Раджу.
Он имел в виду женщину перед нами, у которой мягкий белый живот нависал над поясом розового сари, а локти тонули в складках жира. Женщина, которая каждый день ест мясо. Она уже скрылась в молле.
– Разве это я правила устанавливаю, брат? – ответил охранник. – Я просто тебе разъясняю, где чего. Хочешь весь день тут со мной ругаться – того пустил, этого пустил? Что я могу сделать? Я тебе только говорю – такое уж правило. А дальше решай сам.
Ну, тогда мы с Раджу пошли на улицу. Переглянулись. Вслух никто из нас не хотел ничего говорить, и так понятно. Так что Раджу хлопнул меня по спине, а я его по плечу, и мы пошли к киоску, где наливали сироп со льдом, и взяли себе апельсинового. А потом вернулись на работу: он – красить дома, а я – в свою электромастерскую. У меня от этой работы запястье болит и большой палец. Но сироп со льдом был вкуснейший.
· Физрук ·
В суде по своему предположительно последнему делу Физрук выступает против фальсификатора: этот человек продавал в местные моллы поддельные кроссовки «Найки» и «Адидас». Его имя – Азад – Физрук читает со шпаргалки перед выходом к свидетельской трибуне.
Подозрительный у этого человека вид, думает Физрук. Что-то слишком новая у него одежда. Волосы уложены гелем. И глаза подведены, что ли? Может быть. Физруку говорили, что это фальсификатор товаров, аморальный человек, подрывающий национальную экономику и заслуживающий тюрьмы. С таким обвинением его и привели сегодня в суд.
– Где вы брали товар? – спрашивает судья.
– Господин судья! – начинает Азад. – Поверьте, меня подставили. Я даже не…
– Где? – перебивает судья. – Или хотите в тюрьму попасть?
– Я не понимаю, о чем вы, господин судья, – возражает Азад. – Я только возил то, что мне хозяин велит, я не знаю, там на самом деле настоящая кожа или фальши…
– Кто выдвинул обвинение? – перебивает раздраженный судья.
Юрист показывает на Физрука, Физрук выходит давать показания. Рассказывает: купил туфли за восемьсот рупий, а у них после одной прогулки подошва отклеилась…
– А вы кто такой, мистер? – перебивает Азад. Он слушает, вытаращив глаза. – Кто этот человек? Я его в жизни не видел. Чего вы от меня хотите, мистер?
Судья предупреждает Азада, чтобы соблюдал тишину. И в конце концов приговаривает его уплатить штраф в пять тысяч рупий.
Физрук смотрит на этого человека и видит, потрясенный, что у него слезы на глазах. Он плачет, он в панике взывает:
– Господин судья, я ж только перевозчик, где я пять тысяч возьму? Только что женился, мне теперь жену содержать надо…
Раздраженный судья заявляет, что торговлю поддельными товарами никто не потерпит – по крайней мере, пока он еще судья в этом зале.
– Если не можете штраф заплатить, значит, срок отсидите, – заявляет он. – Что выбираете?
· Лавли ·
Теперь, когда у меня есть деморолик, я по рекомендации мистера Дебната прихожу к директору по кастингу – мистеру Джхунджхунвале.
В утро перед назначенной встречей я детской присыпкой припудриваю жирные участки – лоб, нос, подбородок. Просто на всякий случай – вдруг он устроит кинопробу прямо на месте!
Снова иду в район киношников, но на этот раз в другую сторону от дома мистера Дебната. Прохожу мимо большой студии, построенной сто лет назад и теперь частично блокирующей дорогу. Но так как здесь снимаются большие-большие звезды, муниципальные власти ее не трогают.
Офис директора по кастингу неподалеку. Я иду по улице, мимо открытой канавы, кишащей комарами, и вскоре вижу дверь, где написано «Джхунджхунвала».
