Мне хочется, чтобы он продолжал. Хочется почувствовать его всего. Хочется рваных стонов и одного дыхания на двоих.
Идиотка.
Уклоняясь от жаждущих губ, разворачиваюсь к нему спиной, наивно полагая, что так будет проще справляться с безумием, разгорающимся в крови.
Как бы не так. Наглец даже не думает отстраняться. Наоборот, упирается руками в столешницу по обе стороны от меня, и я каждой клеточкой чувствую его напряженное тело, горячее дыхание на своей шее.
— Нельзя, — повторяю, как заведенная, — нам нельзя.
— Жень…
— Ты все еще женат.
— Осталось немного, и Танька исчезнет из моей жизни.
— И что? Что с того, что она исчезнет? Разве это изменит то, что произошло между нами? Сотрет из памяти те слова, что ты тогда сказал?
С тихим стоном он упирается лбом мне в затылок.
— Ты не представляешь, как мне хочется все исправить. Я бы жизнь отдал, чтобы изменить прошлое.
— Это просто громкие слова, — я боюсь шевелиться, потому что от каждого движения все сильнее чувствую жар его тела. Он пробивает меня насквозь, мешая трезво думать, толкает навстречу к бездне, — ты выбрал тогда ее. Не меня. А теперь поешь о том, что хочешь чего-то изменить.
— Ты не понимаешь.
— Так объясни? Скажи хоть что-нибудь, чтобы я поняла твои поступки, — мне хочется заставить его говорить.
Чтобы он отвлёкся, перестал прикасаться, но добиваюсь совершенно противоположного эффекта.
— Не могу, — рука скользит по бедру и ныряет под широкую футболку. — Я чувствую, как ты дрожишь.
— Мне холодно.
— Неправда, — прикусывает мочку уха. Глупо отрицать очевидное. Меня трясёт, но в тех местах, где прикасаются его руки, кожа просто пылает. Он снова прикусывает кожу на шее, тут же пройдясь по укусу языком. — Ты такая красивая.
Я не знаю, что красивого он во мне видит. У него жена как с картинки, и я такая… никакая. Усталая, осунувшаяся, с головой, полной проблем. Но тем не менее я верю ему. Или просто так хочу поверить, что здравый смысл стыдливо отворачивается.
Его руки под футболкой, и прикосновения с каждым мигом становятся все настойчивее. Теплые пальцы обводят впадинку пупка, поднимаются выше, прикасаясь к груди сначала невесомо, вызывая толпу мурашек, падающих сплошной полной по рукам и спине. Потом сжимает, вынуждая от удовольствия прикрыть глаза. Вторая рука тоже гладит живот, медленно опускаясь, сдвигает резинку белья и ныряет ниже. Прикасается там. Ласкает, задевая чувствительные точки.
У меня закрываются глаза. Невольно развожу бедра. Трусь о его пах, забыв о том, что меня останавливало раньше.
— Женечка, — тихий шепот, — если бы ты знала, как я по тебе скучал.
Если бы ты знал, как я сходила без тебя с ума…
У меня нет сил сопротивляться. И желания тоже нет. Я так давно не чувствовала себя нужной и желанной, и мне так отчаянно этого хочется. Хоть на один вечер оставить проблемы и раствориться в его объятиях.
Я пожалею об этом завтра, договорились? Назову себя самыми плохими словами, плюну на свое изображение в зеркале и даже выдеру себе клок волос в качестве самобичевания. Но это все будет завтра, а сейчас я откидываюсь на крепкое плечо, позволяя трогать себя, где он хочет и как хочет.
Дурею от ласк и едва держусь на ногах. Орлов чувствует это, продолжает доводить меня до состояния, когда уже не остается ничего, кроме голых инстинктов и желания обладать чужим телом.
Я даже не понимаю, как оказываюсь без нижнего белья. Только чувствую, как на поясницу давит тяжелая рука, вынуждая прогнуться. Опираюсь на стол, от нетерпения закусываю губы, но все-таки всхлипываю, когда он входит. Медленно, плавными движения погружаясь все глубже, пока не проникает полностью.
Ждет несколько секунд, едва справляясь с дыханием, а потом начинает двигаться. Неторопливо, наслаждаясь каждым мгновением, каждым соприкосновением. Я веду бедрами ему навстречу, чувствую, как тугой член внутри заполняет меня, растягивает.
Так сладко.
— Еще, — молю в беспамятстве, и движения ускоряются.
Невыносимая пытка. Колет будто раскаленной иглой и расползается по венам истомой. Низ живота пылает, пульсирует, трепещет. Все мои ощущения концентрируются на этих движениях, связывающих нас в одно целое.
— Сильнее, — срывается стон с губ.
— Я сейчас кончу.
От этого признания и хриплого сдавленного голоса голова хмелеет, как от хорошего вина. Мне давно такого не говорили.
— Денис…
— Давай, Жень, — накрывает пальцами чувствительную точку, гладит ее, надавливает, усиливая ощущения, — давай.
И я будто срываюсь в пропасть. Запрокидываю голову, открыв рот в безмолвном крике, цепляюсь пальцами за край стола, выгибаюсь. Меня накрывает горячей волной удовольствия, настолько острой, что граничит с болью. Скручивает в сладких судорогах. И хочется, чтобы они продолжались вечно.
Денис делает еще несколько отрывистых глубоких толчков и с хриплым рычанием рывком выходит из меня. Я чувствую горячие капли на коже, не менее горячие слезы на щеках. Я не реву, они сами. Мне сейчас так хорошо, как не было уже много лет.
Орлов молча поправляет одежду, протягивает мне салфетку.
— Спасибо, — я кое-как вытираю следы любви и, поматываясь иду в ванную.
Стою под горячими струями и практически не чувствую их, потому что внутри полыхает пожар.
Когда выхожу из ванной, натыкаюсь на Дениса. Он молча подхватывает меня на руки и несет в комнату.
— Ты куда?
— Не убегай. Просто побудь со мной.
— Мне надо к Маришке.
— Все хорошо. Она спит. Я уже проверил.
Он опускает меня на диван, сам укладывается рядом и натягивает на нас оделяло. Я лежу рядом с ним разомлевшая, хмельная и жмурюсь, словно сытая кошка.
— Хреновый из меня джентльмен, — с легкой усмешкой касается губами моего виска, — но когда ты рядом, у меня срывает предохранители.
Всегда срывало. Я помню, как мы раньше набрасывались друг на друга, как хватало одного взгляда, чтобы между нами проскочили искры, моментально перерастая в пожар. Похоже, за время разлуки ничего не изменилось. Нас все так же штормит.
Я пригрелась и расслабилась настолько, что не заметила, как провалилась в сон. Тихий, уютный и такой нежный, что даже сквозь дрему чувствовала, как улыбаюсь. Мне было хорошо просто от того, что он рядом, что чувствую его дыхание на волосах и руки, которые обнимаю так, будто боятся, что я исчезну.
А потом пришло утро. И вместе с ним скопом стыд, сомнения и злость на себя. Подумать только, снова на те же грабли, да еще с разбегу.
— Женя, — обращается ко мне Денис, когда я усаживаю детей за стол.
