— Погоди, надо их покормить, — хлопочу, как курочка-наседка. Одному чай, второй молоко. Кому-то сырок, кому-то яйца.
Они такие сонные, сидят рядышком, вяло жуют и зевают. Смотрю на них, и сердце заходится от нежности.
— Жень, — останавливает мой бег по кругу, — у них все есть. Успокойся.
Я замираю, чувствуя дурацкое желание спрятаться. Взрослая тетка, мать, а порой веду себя как малолетняя идиотка. Осознание этого отрезвляет. Я тяжело вздыхаю и смотрю на мужчину, с которым провела ночь.
— Я спокойна.
— Нам надо поговорить.
— Не здесь, — киваю на детей, — и не сейчас.
— А когда? — он недовольно хмурится.
— Завтра.
— Завтра?!
— Да, — уже тверже, — мне надо подумать, переварить. Успокоиться, в конце концов. И я очень прошу тебя дать мне это время. Не давить.
— Я думал, что вы сегодня опять останетесь здесь.
— Нет, — отрицательно качаю головой, несмотря на то, что от этих простых слов трусы моментально становятся мокрыми, и тело начинает вибрировать, — мне надо побыть одной.
— Зачем? Чтобы придумать какую-нибудь причину, по которой мы не можем быть вместе?
— Причин и без моей фантазии предостаточно, ты не находишь?
Денис проходит к окну и смотрит, как снаружи кружит снег. Я вижу, как напряжены его руки, и невольно вспоминаю, как ночью они ласкали меня, мастерски играя на струнах моего тела.
Не краснеть! Не пыхтеть! И не пялиться на его задницу!
Бросаю быстрый взгляд на детей, но они ничего не замечают. Продолжают свой сонный завтрак.
— Давай объявим день тишины, — прошу у Орлова, — сегодня. Без звонков и попыток встретится…
Отчетливо слышу скрип зубов. Денис разворачивается ко мне, смотрит исподлобья так, что мне хочется провалиться сквозь землю, но я стою на своем.
— …Пожалуйста.
— Для тебя действительно это так важно?
— Важно. Мне нужно подумать. Уверена, что и тебе тоже.
— Да о чем тут думать?! — всплёскивает руками.
— Денис, пожалуйста. Не усложняй. Все и так сложно, ты же понимаешь. Я не могу вот так сразу в омут с головой после того, что между нами произошло в прошлом. Мне нужно время, нужен этот перерыв. А еще помнится, кто-то собирался быть джентльменом.
Он молчит. Долго, недовольно, но в итоге кивает:
— Хорошо, но только сегодня.
— Договорились. Уверена, завтра я уже буду в состоянии трезво мыслить, а сейчас давай собираться. Детям пора в сад, а тебя, уверена, ждут великие свершения на работе.
И мы собираемся. Все вместе, будто настоящая семья. Пока Денис облачается в рабочий строгий костюм, я помогаю одеться детям. Они, наконец, просыпаются и трещат, как две сороки, ни на секунду не умолкая.
Потом мы все спускаемся вниз, и я удивляюсь, обнаружив в его машине два кресла. Похоже, кто-то действительно серьёзно подходит к своим родительским обязанностям. Это подкупает настолько, что я всю дорогу до сада прячу улыбку, которая так и норовит расползтись по губам.
Однако когда мы выезжаем на нужную улицу, прошу его остановить машину:
— Вот здесь нас высади. Дальше мы сами дойдем.
— Зачем? — Орлов искренне удивляется.
— Я не хочу, чтобы увидели, как мы с тобой приезжаем вместе. Будут обсуждать, сплетничать, потом к детям с расспросами привяжутся.
— Глупости.
— Ты не знаешь, на что способно женское любопытство.
Он все-таки останавливается. Я выхожу, выпускаю на волю Маришку и на миг задерживаюсь возле открытой двери.
— Спасибо, что подвез.
— Один день, Женя, — с нажимом напоминает он, — только один.
Я только улыбаюсь в ответ на его нетерпение и протягиваю руку Сережке. Он радостно шлепает мне по ладони.
— Пока-пока, малыш.
Орлов уезжает, а мы с дочкой неторопливо ползем в садик. Она рассказывает мне о том, как прошел вчерашний вечер, как ее забрал дядя Денис, как они играли.
— Он тебе нравится? — спрашиваю, прощупывая почву для дальнейших действий.
— Да. Очень. Он добрый.
— Добрый, — соглашаюсь.
— И детей любит.
Этого у него не отнять. Чокнутый папаша. В этом я убедилась с утра, когда вышла из душа и увидела, как он, высунув от усердия язык, пытался заплести Маришке косичку, а после завтрака помогал обоим гномам умыться. И все это без дерготни, без желания поскорее от них отвязаться. Наоборот, Орлов что-то им рассказывал, слушал детский лепет в ответ, смеялся вместе с ними.
— Любит, — киваю, — пойдешь еще к ним в гости?
— Пойду. Только с тобой.
— Да куда же я теперь денусь? — отвечаю, а у самой сладкой волной по телу проходится истома — отголосок ночного безумия.
— А тебе нравится дядя Денис? — серьезно спрашивает она.
Вот что ответить маленькой девочке на такой вопрос? Не объяснишь же ей, что у нас все сложно, и то чувство, которое обуревает меня при взгляде на Орлова, не имеет никакого отношения к симпатии.
— Может быть.
— Поэтому ты с ним сегодня спала? Я видела, как вы утром вместе лежали.
— Ух… блин, — это я от неожиданности поскользнулась и приземлилась на пятую точку.
Немного больно, и сердце о пятки ударилось, но зато Маришка, всполошившись, забывает, о чем спросила.
— Мама! — кричит со слезами в голосе. — Тебе больно?
— Нет, что ты, — я с кряхтением поднимаюсь на ноги, отряхиваюсь от снега и кое-как улыбаюсь, а у самой щеки горят от стыда.
Надо же, завалилась спать у Орлова на груди и напрочь забыла, что Маришка десять раз за ночь может проснуться: попить, пописать, и так по кругу. Вместе со стыдом в груди снова поднимаются сомнения и раздражение на себя. Та улыбка, которая еще в машине прилипла к губам, начинает постепенно угасать.
Тоже мне «мать года»! Совсем мозги набекрень съехали, стоило только оказаться рядом с Денисом.
На входе в сад мы снова с ним сталкиваемся. Пока мы шлепали, пока я валялась в снегу, он уже сдал сына и теперь несся, будто за ним демоны гнались.
— Ты куда?
— Представляешь, все дома забыл, — сокрушенно разводит руками, — мобильник, ноутбук. Все. Видать, совсем не в себе был.
Приятно знать, что не только у меня помутнение рассудка.
— Хорошего дня, — с усмешкой киваю ему и получаю в ответ быстрое «пока».
Денис тянется ко мне, будто хочет поцеловать, но в последний момент останавливается и недовольно морщится.
