Эдакий сканер, подмечающий каждую деталь.
Хмыкает.
Просто хмыкает! Никакого тебе изумления, восхищенного свиста или падения в обморок от восторга. Простая ухмылка. Мне даже мерещится в ней едва скрываемый сарказм и снисходительность.
Я теряюсь, потому что ждала другой реакции. Он должен был зависнуть на моей неземной красоте, чтобы я могла сказать «слюни подотри».
Слюней нет. Ничего остального тоже. Только ухмылка. И та исчезает, когда он отворачивается к лобовому окну и без особого интереса рассматривает наш двор.
Кажется, ему здесь не нравится.
— Ну, что, Ёжик, — заводит машину, — куда идем?
Куда идем? Черт. Пока собиралась, напрочь забыла о том, что сама вызвалась угостить его.
Какая же я дура! Надо было не выпендриваться, а принять его приглашение, тогда бы не пришлось судорожно придумывать, куда отвести мужчину, у которого все есть.
Да причем так, чтобы было не только интересно, но и по карману скромной студентке.
Прикидываю сколько на карте осталось от стипендии, перебираю в голове всевозможные места и с ужасом понимаю, что не знаю, как решить эту проблему.
Я понятия не имею куда с ним идти!!!
Демид смотрит на меня, ожидая ответа, а мне кажется, что в машине жутко жарко.
Душно до невозможности. Настолько, что воздух колючими комками падает в легкие и не хочет выхолить обратно.
— Просто посидим в машине? — усмехается он.
— Конечно нет. Трогай!
— Куда?
— Сюрприз будет, — храбро блефую, а у самой все сжимается.
Что я мелю? Какой сюрприз???
Тем временем Демид трогается с места:
— Сюрприз, значит, сюрприз.
Уголки его губ подрагивают, так будто он пытается сдержать улыбку. Держу пари он все понял, просчитал и при этом не сделал ничего, чтобы облегчить мои мучения.
Гад!
Меня не покидает ощущение, будто он тестирует меня каждую секунду. Анализирует, разбирает на атомы, составляя подробную карту. От этого не по себе. Я привыкла к другому общению, к другим взглядам и разговорам, но о том, чтобы отступить нет даже речи. Наоборот нестерпимо хочется пробиться поближе к нему.
Какой-то нездоровый интерес, наваждение, против которого не могу устоять.
Когда мы выезжаем со двора я по-прежнему не представляю куда идти. И злюсь от этого. Паникую.
Что же все так сложно? Почему нельзя просто встретиться, погулять, поболтать ни о чем-то, посмеяться. Слопать, в конце концов, на набережной по хот-догу?
А почему, собственно говоря, нельзя? Украдкой смотрю на невозмутимого Демида, пытаясь понять, о чем он думает. У меня нет особых способностей к анализу и к расщеплению на атомы, но я уверена, что у него в жизни было не так много набережных, а уж хот-догов и подавно.
Будем исправлять.
— На светофоре налево, — пальчиком указываю направление, и тут же получаю подозрительный въедливый взгляд.
— Так куда мы едем?
— Я же говорю. Сюрприз.
Демид как-то нервно дергает плечом, а я, довольная собой и своей задумкой, откидываюсь на спинку сиденья и улыбаюсь.
* * *
Когда добираемся до набережной я указываю на парковку. Там как раз освобождается место и черный танк Демида занимает его, нагло возвышаясь над соседями.
— Итак. Набережная, — констатирует он, скептично глядя в окно.
— Да.
— Чего-то такого я и ожидал.
Снова ощущение тестирования.
— Будем бродить по дорожкам и кормить уток? — предполагает с таки выражением лица, что хочется ткнуть ему по макушке.
— Я не настолько банальна, — фыркаю и первая выхожу из машины.
На хрен мне сдались эти утки? Я тебя кормить буду! Булкой с сосиской!
Специально горчицы попрошу побольше, чтобы у тебя слезы из глаз побежали.
На улице становится легче дышать. Я только сейчас понимаю, что, сидя в машине боялась лишний раз вдохнуть. Это вообще нормально? Я задаюсь этим вопросом, наблюдая за тем, как Демид выходит из машины, небрежно захлопывает дверцу и пикает брелоком.
Костюм стального цвета, белая рубашка. Из вольностей — только отсутствие галстука и расстёгнутая верхняя пуговица. Он когда-нибудь вообще расслабляется?
В своей красной короткой юбочке и с ремешками на босоножках я внезапно ощущаю себя глупо. Особенно когда мимо проходящие женщины, девушки и даже, мать их, бабушки, включают радары, настроенные на качественного самца, и жадно щупают его взглядами, а потом замечают меня и недоуменно поднимаю брови. Будто он центр вселенной, а я просто так под ногами путаюсь.
Я убеждаю себя в том, что это просто зависть.
— Идем? — подхожу ближе к нему.
Мне хочется взять его под локоть, чтобы все вокруг видели, что мы вместе, но не могу. Не могу заставить себя прикоснуться к нему. Это слишком… просто слишком.
— Идем.
Мы неспешно бредем по набережной. Он совершенно спокоен и невозмутим, шагает как король мира, а я рядом, давлюсь, не зная, как начать.
Когда это вообще было, чтобы у меня дар речи пропадал? Да никогда! Обычно наоборот не заткнешь, а тут будто подменили. Такая робость напала, что все слова из головы выветрились.
Сбивает отсутствие его реакции. Ну посмотри на меня, сделай комплимент, скажи, что я охрененно выгляжу, и ты в жизни не встречал более прекрасной девушки.
Он не говорит. Даже не смотрит. Я невольно начинаю подозревать, что у меня что-то не так. Незаметно проверяю юбку — вроде не задралась и не перекрутилась. Майку — чистая, птицы не нагадили, дырок нет. Тайком прохожусь рукой по волосам.
Что ему не так?
— Расскажи о себе, — наконец интересуется он, прерывая затянувшуюся паузу.
— Валерия Вознесенская. Студентка. Закончила третий курс.
— На красный диплом идешь? — интересуется с вежливой улыбкой, а мне снова чудится издевка.
Мне в каждом его слове видится насмешка, в каждом взгляде.
Не дотягиваешь…
Как ему удалось одной фразой загнать меня в комплексы? А в том, что это именно они, сомнений нет. И я знаю только один способ с ними бороться. Включать на полную мощность себя, настоящую и идти напролом. Моя защитная реакция.
— Даже не думала, — отвечаю с милой улыбкой, — я, знаешь ли, не такая зануда, чтобы молодость тратить только на учебу. В мире много интересных вещей.
— Да ты что, — хмыкает он.
— Представь себе. Хотя… тебе, наверное, сложно. Ты не производишь впечатление разностороннего человека, который брал от жизни все.
