Он сначала бросается в меня терминами. Частично я понимаю, улавливаю суть — все плохо.
— Коротко теперь, — прошу его.
— Ей нужна операция. Пока делать нельзя. Врачи делают все возможное, чтобы было можно. Гарантий нет. Каждый день для девочки может быть последним.
Меня окатывает ледяной водой. На руках волосы встают дыбом и горло перехватывает от таких новостей.
— В смысле?! — хриплю в ответ.
— Да в прямом. Но она наблюдается у очень хорошего кардиолога, отсюда и счета такие. Операция стоит сильно дороже. Шанс у девочки есть.
— Пятьдесят на пятьдесят?
Он в ответ лишь неопределенно качает ладонью в воздухе.
Ай, твою ж мать! Вот это меня угораздило! Мне самому сдавило грудь так, что я дышать не могу. Наш медик суетится, дает мне еще какую-то таблетку с мятным привкусом. Закидываю ее под язык. Глаза слезятся от ментолового частого дыхания. Да, Завьянов… Не ищешь ты легких путей.
Возвращаюсь к себе, еще раз перебираю все, что мы сегодня накопали. Работа только началась. Проверять теперь будут тщательно. А я к ней хочу. У меня в башке теперь красной тревожной кнопкой мигает: «Каждый день может стать последним». Мне не нравится такой расклад, я к нему не готов.
А что, можно быть готовым к такому?
Смеюсь сам над собой. Нет. Конечно, нельзя. Только вот обратно не отмотаешь. Эта девчонка присвоена, и я буду за нее бороться, даже если она связана с Гаджиевым. И вытаскивать буду. Звезды полетят. Плевать. Я еще заработаю, а если нет… ну не судьба значит. Не время…
«Эль, — пишу ей. Надеюсь, еще не поздно и она не спит. — Наша встреча в галерее в силе?»
«Если ты не передумал…»
«А я должен передумать? Почему ты так решила?»
«Не знаю. Предчувствие», — грустный смайлик в конце.
«Хочешь, я приеду сейчас? Опять посижу на брусьях, а ты на меня посмотришь. Темно, правда. Могу морду фонариком подсветить».
«Приезжай, — неожиданно соглашается. — Я попробую спуститься. Только не надо фонарика».
«Скоро буду, моя девочка. Привезти что-нибудь?»
«Только себя».
«Слушаюсь. Жди!»
Но я не могу с пустыми руками к ней приехать. Это как-то… странно, что ли. Хочется подарить что-то запоминающееся, чтобы оно ассоциировалось у нее со мной. Знаю…
Еду домой сначала. Из коробки, обтянутой черным бархатом, высыпаю на стол всякую ценную для себя мелочь. Армейский жетон, пара пуль разного калибра, которые из меня вытащили, ну и прочая дребедень. Среди всего этого добра нахожу кулон. Мама подарила почти перед самой смертью. У Антона тоже есть похожий. Это наши обереги и память. Но память всегда со мной, а вот оберег Эльке гораздо нужнее.
— Мамочка, я уверен, ты бы одобрила, — глажу его пальцами, прячу во внутренний карман.
Быстро принимаю душ, переодеваюсь в джинсы, футболку. Накидываю куртку. Прохладно на улице.
Еду к ее дому. Останавливаюсь опять у первого подъезда. Не выходя из машины, пишу, что приехал и где стою, мигая габаритами. Курю, пока ее нет. При ней нельзя. Горький крепкий дым дерет горло, сладковатый весенний воздух оседает на языке. Мне очень тревожно за все происходящее.
Слышу, как пищит домофон, хлопает железная дверь.
Элина появляется в поле моего зрения, кутаясь в длинный белый кардиган. Улыбаюсь ей. Подходит ближе, я уже без сигареты. Несет от меня дымом только, поэтому гашу первый порыв сразу ее обнять. Нет у меня пока права нарушать личную границу этой девочки. Она должна дать его сама.
— Я привез тебе подарок, — достаю из кармана и отпускаю верёвочку с кулоном. — Это мамин. Хочу, чтобы он защищал тебя, когда меня нет рядом.
— Но… — теряется. — Я не могу принять его. Он же очень важен для тебя.
— Маленькая, — делаю шаг к ней.
Элька не отстраняется. Между нами буквально сантиметров пятнадцать.
— Я ведь большой мальчик и давно сам себя защищаю, а мама у меня была хорошая, добрая и сильная очень, — делаю еще шаг и все.
Нет больше между нами расстояния. Заношу руку, зависаю в нескольких миллиметрах от ее лица. Она сама, как доверчивый котенок, тыкается в ладонь щекой.
Черт! Черт! Черт!
Это ломает все внутри меня. Ощущение ее кожи, теплое, рваное дыхание и приоткрытые губы так близко, что надо изо всех сил держать себя в руках, чтобы не поцеловать.
Она накрывает мою ладонь своей и прижимается сильнее. Это так открыто, доверчиво и… да, блин! Крышесносно это! Голова кружится. Пьянит, дурманит, и мы синхронно шумно сглатываем.
— Ты меня тоже приворожил, Кощей, — тихо произносит Элька. — И был очень нужен сегодня. Так можно говорить мужчине? — поднимает на меня растерянный взгляд.
— Так нужно говорить мне, маленькая.
Беру ее вторую ладошку, прикладываю к своей груди, туда, где колотится мое сердце, ловя синхроны с ее.
— Тебя кто-то обидел?
Молчит, а я уже в своей голове поломал и прикончил всех, кто посмел ее обидеть.
— Нет. Но было такое сильное ощущение пустоты. Ты приехал, и оно исчезло. Что еще можно говорить мужчине? Мне столько хочется сказать, но я не знаю…
— Все, что болит, все, что чувствуется, все, чего ты боишься. Мне можно говорить все, Эль.
— Покатай меня на своей машине? — умоляюще заглядывает в глаза.
— А как же брат? Он будет тебя искать.
— Равиль спит, а мы недолго. Один кружочек вокруг дома. Пожалуйста.
— Садись, — подхватываю ее на руки и несу к машине.
Помогает открыть дверь. Сажаю, пристегиваю, поправляю волосы. Обхожу тачку, сажусь за руль. Элина потерянная такая. Мне хочется увезти ее к себе и больше сюда не возвращать.
— Это мое первое в жизни свидание, — вдруг улыбается малышка.
— А у нас свидание? — улыбаюсь в ответ.
— Ты же приглашал. Помнишь? Вот, я пришла, — и снова чертики пляшут в ее красивых глазах.
— А как же галерея?
— Это будет уже второе и выйдет как будто мы встречаемся.
— Здесь есть лишнее слово, Эль.
— Какое? — хлопает ресничками и кусает губки.
И сочетается это с ее чертиками так, что я опять улетаю в свои несдержанные фантазии.
— «Как будто».
Глава 11
Элина
Закрываю глаза и позволяю Виктору увезти меня. Он не едет вокруг дома, я чувствую, что мы свернули не туда. Мне нравится вот так ощущать его присутствие, не глядя. Я даже Равиля так не чувствую, хотя он родной, с детства рядом. У Виктора потрясающая энергетика. Я купаюсь и нежусь в ней, пока он выполняет мое желание. Успокаиваюсь.
