Едем в отель успокаиваться, восстанавливать силы и думать, кто слил инфу Алихану о том, что я здесь и нашел ящик?
Местные менты, больше некому.
Как узнали?
Вчера ведь мы ничего не нашли, а сегодня приехали в офис Садыкова вдвоем.
— Гриш, там вчера камеру или микрофон оставили наши доблестные коллеги. Надо бы найти перед отъездом.
— Думаете, пальцы оставили, Виктор Сергеевич?
— Следы всегда остаются, Гриш. Наши найдут. Вышлют сюда кого-надо и всех накажут. Майора Соболева СБ уже ебет во все щели. Хорошо хоть тоже на меня не повесили. А то дело-то одно, они могли, — устало смеюсь. — Отдыхаем сейчас. Вечером сходим, заберем «следилки» и домой. Нам здесь больше делать нечего.
— Как скажете, — мой верный водитель закрывает глаза и через пару минут уже спит прямо на маленьком неудобном диване у стены.
Я ложусь на кровать с ноутом. Вставляю в разъем флешку, которая была в ящике. Там несколько видео. Открываю первое сверху, и наступает тот момент, когда ты не сильно-то и радуешься, что был прав.
Глава 26
Виктор
«… Красивая еще даже не женщина, девушка возраста моей Элины, если не младше года на два, сидит на старом деревянном стуле с поломанными рейками на спинке в комнате, похожей на бетонную коробку с зарешеченными окнами.
Шелк очень длинных смоляных волос касается грязного пола. Яркие карие глаза с пушистыми черными ресницами распахнуты от неподдельного, животного ужаса.
На губах и подбородке засохшая кровь.
Когда-то красивый, скромный, как и положено правильно воспитанной кавказской девочке, аккуратный маникюр содран, ногти неровно обломаны. Под ними грязь, будто она рыла пальцами землю или скреблась по бетонной стене.
Длинная черная юбка порвана сбоку. Из разрыва ткани видна стройная ножка со ссадинами от внешней стороны бедра до колена. На ее бледных как молоко щеках застыли слезы. А рядом в коляске навзрыд плачет ребенок. Мальчишка, которому вряд ли больше полутора лет.
У пленницы не связаны руки, но она не прикасается к малышу, не пытается его успокоить. Ей нельзя. Это жестокая пытка. Юная красавица для него либо мать, либо старшая сестра. Скорее всего, второе, хотя, вспоминая регион, может быть и первое. Смотря из какой она семьи…»
Ставлю на паузу. Встаю с кровати, иду за коньяком. Я разное видел за годы службы в своем отделе, но меня каждый раз ломает от таких вот картинок. Они въедаются в память на всю жизнь. Снятся потом, напоминая, что ты сделал недостаточно, раз такие вот девочки попадают в плен к ублюдкам. Раз страдают дети, значит ты не доработал.
Элине будет сложно со мной. Я могу проснуться в холодном поту посреди ночи от таких снов. Иногда с криком, иногда молча глотать собственный пульс и гасить в себе порыв пойти и спасти тех, кого не смог… А потом осознать, что поздно, и я не всесилен. Жертвы в нашем мире неизбежны, и мы вкалываем часто без сна и отдыха ради того, чтобы их просто стало меньше… смертей… женских и детских слез… страхов…
Наливаю себе коньяк. Первая порция выпивается залпом и падает в желудок тяжелым горячим комом. Быстро всасывается в кровь. Вспоминаю, что алкоголь нельзя смешивать с обезболивающим. Все равно наливаю еще. Возвращаюсь к ноутбуку, снимаю видео с паузы.
В кадре появляется старший Садыков. Он подходит к девочке, дергает ее лицо выше, больно ухватив пальцами за подбородок. Долго смотрит в ее влажные глаза, напоминающие загнанного в угол олененка.
«… — Я не хотел, чтобы все было так, — произносит он, — меня вынудили. Твой муж забрал у меня все. Я был вынужден поступить с ним так же.
Мужчина в черном костюме поворачивается к камере и обращается к своему врагу.
— Здравствуй, Алихан. Раз ты смотришь это видео, значит я уже мертв, и вы добрались до ячеек в банке. Ты уничтожил дело всей моей жизни. Ты лишил моих детей будущего. Ты лишил мою дочь шанса жить. Без денег я не смогу прооперировать свою Элину. Она будет умирать у тебя на руках. Я забрал твою вторую и самую любимую жену и сына, чтобы моя дочь жила. Жизнь — за жизнь, Алихан. Ты вынудил меня подписать брачный договор, чтобы получить доступ к информации, которую я успел на тебя собрать. К информации, которая уничтожит тебя и всех твоих людей. Я осознаю, что после заключения брака ты бросишь мою девочку умирать. И, как ты понимаешь, я не могу этого допустить. Тебе придется сдержать слово, вылечить Элину и сделать все, чтобы она жила. Тогда будет жить и твоя семья. Когда ты сдержишь слово, я узнаю об этом даже с того света, и будет произведен обмен. Моя дочь получит информацию о том, где находится твоя семья и передаст ее тебе, а ты отпустишь мою Элину и никогда не посмеешь приблизиться к моим детям, иначе мои люди придут в твой дом и уничтожат у тебя на глазах твоих женщин и всех твоих детей вплоть до самого маленького, — переводит камеру, чтобы было видно ребенка в коляске. — Дочка, если ты это увидишь, знай, что я люблю тебя. Я сделал все, чтобы ты жила и была счастлива. Равиль — моя гордость, опора. Мой сын. Береги Элину. Ты — все, что у нее осталось. Дети… Я не прошу у вас прощения за то, что сделал. Я бы сделал это еще раз, лишь бы вы жили. Прощайте…»
Закрываю глаза. Сердце больно долбится в ребра.
Твари! Какие же вы все твари! Столько искалеченных жизней!
В остальных роликах убийства людей Гаджиева. Лаборатория, в которой мы уже были, и море крови там. Старший Садыков пошел самым жестким путем, чтобы спасти жизнь дочери. Не мне его осуждать или оправдывать. У меня нет детей… Но перед глазами все еще четко стоят перепуганные карие глаза молоденькой девочки, а в ушах звенит плач ребенка.
Ухожу на балкон курить. Первая сигарета улетает за пару затяжек. Достаю вторую. Пальцы дрожат… Какого хрена? Я же привычный! Блядь, я привычный ко всей этой херне! Какого хуя меня ломает?!
Рисую на месте той девочки свою Элину, а на месте ребенка — своего. Мне становится плохо… Цепляюсь пальцами за перила, выкидываю окурок и достаю еще одну сигарету.
Она не поймет отца. Моя светлая девочка никогда не примет то, что он сделал ради ее спасения. Нельзя, чтобы она узнала. Сейчас нельзя. Она просто не вынесет этого. Ее сердце сломается и встанет. Мы больше не заведем.
Сука!!! Да что ж вы творите, люди! Вы же, блядь, люди!
Поэтому плохо мешать личное и рабочее. Поэтому у меня не было постоянных отношений. Потому что вот так оно, блядь, бывает! Это мешает здраво мыслить. Эмоции толкают на необдуманные поступки и повышают риски. Надо взять себя в руки. Я же умею.
Давай, Вик! Давай, блядь! Соберись.
Твоя задача стала всего лишь немного сложнее. Взять Алихана, спасти любимую женщину и вытащить из длительного плена девочку с ребенком.
Подумаешь! Какая херня! Ты справишься, Вик!
Накачиваю себя адекватом. Я работал там, где были заложники. Девочка и ребенок — заложники. Нужен будет хороший переговорщик и мы их вытащим. Сделаем Эле операцию. Заберем содержимое ячеек. Все нормально будет…
