Расходимся. Я сползаю по стене прямо на пол, вытягиваю в проход ноги и, вцепившись пальцами в волосы, сжимаю их до боли.
«Элька, я сейчас здесь с ума сойду. Хватит там валяться, слышишь меня? Давай, красивая девочка, возвращайся к нам. Знаю, ты слышишь меня. Всегда слышала. Я очень жду тебя. Хочешь, расскажу, как мы будем жить с тобой, м? Нарисовать для тебя эту картинку еще раз? Давай попробуем.
Загородный дом с высоченными соснами и елками. Там зимой сказочно красиво. Все застилает белым одеялом. На втором этаже у большого окна стоит кресло. Ты будешь сидеть в нем, укутавшись в мягкий клетчатый плед, пить горячий чай с травами и смотреть, как мы с нашими детьми лепим снеговика во дворе.
А летом, Эль, я отведу тебя на реку. Мы будем ловить рыбу с берега или лодки, как захочешь. Купаться голышом и заниматься любовью прямо в прохладной воде.
Я буду заботиться о тебе, а ты оберегать наш дом и создавать в нем уют.
Вернись ко мне, моя красивая девочка…»
Двери операционной распахиваются. Из них выходит усталый Карп Савелич, за ним Элин кардиолог и хирург. Еще какие-то врачи, которых я не знаю. Мы с Равилем одновременно поднимаемся на стук колес медицинской каталки. Карп Савелич придерживает двери. Из них выкатывают мою Элю. Я не дышу. Смотрю на ее бледное личико, пересохшие губы, капельницу, которую катят рядом с ней.
— Получилось… — выдыхает Карп Савелич. — У нас получилось, Вить.
У меня подкашиваются ноги. Равиль просто оседает обратно на скамейку. Больше шести часов они спасали ее.
— Это точно? — задаю страшный для себя вопрос.
— Впереди тяжелые сутки, — разъясняет кардиолог. — Но я уверен, что мы с ними справимся. Эта девочка очень любит жизнь, — устало улыбается он. — Поезжайте домой, Виктор Сергеевич. И вы, Равиль. Сегодня вам к Элине все равно нельзя. Выводить из сна мы ее будем только завтра в обед, если показатели будут в норме. Вечером сможете ее увидеть.
— Я через стекло посмотрю, — не спрашиваю, ставлю перед фактом.
Не могу я просто взять и уйти сейчас. Это выше моих сил.
— Посмотрите, — разрешает реаниматолог.
Идем с Равилем в отделение интенсивной терапии. Прилипаем к стеклу и смотрим на мониторы в реанимационном боксе. Они показывают нам, что сердце Элины бьется.
Глава 35
Элина
— С возвращением, — улыбается врач, сидя возле меня на кровати. — У нас все получилось.
Не сразу понимаю, что именно. Последним ярким воспоминанием в голове звучит крик Виктора в телефонную трубку и лужи крови на полу прямо в боксе, мертвые люди… Сердце тут же разгоняется. Перевожу взгляд на мониторы. Прислушиваюсь к себе.
— Операция? — доходит до меня.
— Да, — кивает мой кардиолог.
— Это значит, я буду?..
— Ты будешь жить, девочка. Конечно, впереди еще долгий восстановительный период, но это же такая ерунда, правда? — улыбается мужчина.
— Конечно, — улыбаюсь ему пересохшими губами. — Виктор?
Врач встает с кровати, открывая для меня обзор. В углу у двери стоит скамейка из коридора, а на ней, подогнув под себя ноги, спит мой Кощей.
— Я так и не смог его выгнать, — смеется кардиолог. — И Карп Савелич пытался. Твой брат тоже был здесь. Час назад отправил его за некоторыми вещами для тебя. Думаю, скоро вернется.
— Не будите Вика, — прошу врача.
— Не буду. Он отрубился чуть раньше, чем уехал Равиль. Минут через сорок тебе попить можно будет немного, пока потерпи.
Врач оставляет нас. Я двигаю свое ватное после длительного искусственного сна тело чуть удобнее и тихонечко любуюсь своим мужчиной. Мне даже отсюда видны синяки под его глазами. В первую секунду подумала, что это тени от ресниц. Нет, это следы бессонных ночей и постоянных нервов. Его темные виски словно покрыты пеплом. Седины не было, я точно помню. Похудел. Футболка, которая еще недавно обтягивала его крепкое тело, сейчас сидит гораздо свободнее. В его руке зажат телефон, на костяшках пальцев бордовые ссадины.
Мой хороший. Настоящий. Сильный.
От щемящего чувства нежности к Вику, щекочет в носу и по щекам текут слезы. Они приятные, теплые, счастливые.
Осторожно смахиваю влагу свободной рукой и не могу перестать улыбаться.
Я буду жить…
Это звучит так чудесно. Восторг звенит в каждой клеточке у меня под кожей. Он щекочется там и хочется смеяться в голос. А еще увидеть солнце. Я так соскучилась по свежему воздуху и по поцелуям своего Кощея. По его упрямому взгляду, командному тону, заботливым прикосновениям.
Закусив губку, все же всхлипываю. Виктор тут же открывает глаза, резко садится, роняет телефон на пол, впивается пальцами в скамейку по обе стороны от себя.
— Моя Элька проснулась, — хрипит ото сна.
Поднимается. Пара шагов, и мой Вик совсем рядом. Наклоняется и жадно прижимается к моим губами своими. Шумно втягивает носом воздух и целует мои губы, кусает, облизывает. Нехотя отпускает и тут же смотрит на монитор. Улыбается.
— Не пугай меня так больше, — просит, поглаживая пальцами по щекам.
Ловлю его пальцы, вдыхаю их запах. Мой мужчина пахнет весной, силой, сигаретами и порохом. Теперь я знаю. И это мой самый любимый запах. Я готова купаться в нем, впитывать в себя, наслаждаться с закрытыми глазами.
— Мне бы в душ, — смеется он.
— Нет, — качаю головой. — Хочу еще немного подышать тобой таким.
С удовольствием еще и еще вдыхаю, пропускаю в легкие, задерживаю там частичку своего Виктора.
— Теперь мне можно сказать? — заглядываю в его усталые глаза.
— Все, что хочешь, моя красивая девочка.
— Я люблю тебя, Вик.
— Люблю тебя, моя Маруся, — смеется он.
Нас прерывает Равиль. Он специально громко шуршит пакетами. Роняет их у входа и подходит ко мне. Виктор уступает место моему старшему брату. Рав тоже выглядит не лучшим образом. Но теперь все будет иначе. Ему не надо будет все время со мной возиться и бояться каждого неровного вздоха. У Равиля появится время на свою жизнь, в том числе и личную.
— Привет, — брат прижимается прохладными губами к моему лбу. Долго не отпускает.
Позволяю себе обнять его за шею одной рукой. Глажу по затылку.
— Спасибо тебе за все, Рав, — шепчу ему в ухо. — Ты отдашь меня Виктору? — говорю еще тише.
Взгляд Равиля тут же темнеет. Он поджимает губы, долго на меня смотрит.
— Выйдешь из больницы, поговорим об этом.
— Ты неисправим, — закатываю глаза.
Он только плечами пожимает, мол, а чего делать? Терпи!
