И, поскольку положение было такое непонятное, а Рабанус Рохус был полон решимости, генерал и его рыцари сделали как было приказано. Они схватили всех предполагаемых разбойников – сбитого с толку Родриго Грубиана с Малышом; Диков, находящихся в полуобморочном состоянии от радости и страха, и даже причитающую Флип в её разбойничьем наряде, которая в общей неразберихе никому не могла втолковать, что она на самом деле принцесса. Король, разумеется, мог бы её опознать, но он впал в беспамятство.
Придворный медик обмахивал Килиана, а тем временем в сокровищнице царил полный хаос. Падрубель видел, как рыцари и охранники увели в темницу мальчика, девочку и трёх кукольников, и спрашивал себя, а справедливо ли всё, что здесь творится. Всё казалось ему в высшей степени странным. Потом взгляд его упал на торжествующего Рабануса Рохуса, и он в сомнении поскрёб свою серебристую бороду. «Это, – подумал медик Падрубель, – далеко не конец всей истории».
Тринадцатая глава,
в которой Родриго Грубиан и Малыш, его оруженосец, говорят то, что надо, там, где не надо
В темнице короля Килиана Последнего сидели, как куры на насесте, Родриго Грубиан, принцесса Флип, мама Дик и папа Дик. Они едва уместились на единственных нарах в тесной камере. За решёткой, отделяющей камеру от коридора, покачивалась масляная коптилка, дававшая слабый жёлтый свет.
Только Малышу не хватало терпения усидеть на месте, он беспрерывно расхаживал перед нарами взад и вперёд. Он не мог себе простить того, что натворил. И у него в голове не укладывалось, как же так вышло.
– Значит, никто даже и не знал, что ты Родриго Грубиан? – вопрошал он уже в сотый раз. – И нас арестовали только потому, что я бросился тебе на шею? – Малыш сокрушённо мотал головой. – Значит, это я тебя выдал, дядя Родди! А если я тебя выдал, я уже никогда не смогу стать твоим оруженосцем! – И Малыш принимался рвать на себе рыжие, изрядно свалявшиеся волосы.
Родриго Грубиан вздыхал, но то были вздохи облегчения. Он был счастлив, что Малыш нашёлся, но он был также счастлив, что сидит теперь в темнице короля Килиана, даже если вы не захотите в это поверить. Потому что он так долго предполагал худшее и так долго расписывал себе это худшее, что, когда оно наступило, оно уже не казалось ему таким плохим. Так уж случается, недаром говорят: у страха глаза велики.
И было ещё кое-что, странным образом успокаивающее Родриго Грубиана: теперь, когда он сидел в тюрьме, ему уже не надо было скрывать, что он Родриго Грубиан. И он больше не хотел скрывать, что этот Родриго Грубиан на самом деле никакой не рыцарь-разбойник. Он сожалел о своём притворстве. Он хотел наконец стать самим собой. И ему было что сказать Малышу.
– Малыш, – начал он, – есть много хорошего в том, что ты меня выдал. Поэтому тебе не надо так сокрушаться. И моим оруженосцем ты можешь быть всегда, при любых условиях. Это даже честь для меня, Малыш, хотя я и нахожу неправильным, что ты похитил принцессу.
Родриго Грубиан наклонился вперёд и взглянул на принцессу. Его взгляд был полон сострадания, но Флип лишь отмахнулась. Она не обижалась на Малыша. Она злилась на Рабануса Рохуса и на всех остальных за то, что не признали в ней принцессу.
Родриго Грубиан продолжил:
– Ещё раз, Малыш: ты можешь в любое время стать моим оруженосцем. Только я не думаю, что тебе этого захочется, когда ты узнаешь, кто я есть на самом деле.
– Не захочется? – удивился Малыш и скрестил на груди руки, как это делала иногда принцесса. – И почему же, дядя Родди?
– Потому что я не тот, кого ты во мне видишь, – вздохнул Родриго Грубиан.
Ему и в Гробурге тогда было нелегко признаться попугаю, что он лишь притворялся рыцарем-разбойником. А признаться в этом Малышу в тысячу раз труднее.
– Ах, дядя Родди, – сказал Малыш, – ты имеешь в виду гипсовую мастерскую, в которой ты делал скелеты и черепа? Но про это я знаю уже давно, дядя Родди! Флип мне всё объяснила.
Раскрыв рот, Родриго Грубиан смотрел то на Малыша, то на умную принцессу.
– И то, что ты выдумал рыцаря Богумила Грозайца и ледяных великанов, я тоже знаю! – воскликнул Малыш.
– Ты об этом знаешь? – хрипло переспросил Родриго Грубиан.
– Поэтому я и не могу себе простить, дядя Родди, – со всей серьёзностью сказал Малыш. – Если бы я раньше знал, что ты не настоящий рыцарь-разбойник, я бы не стал писать твоё имя на карете. Это было так дурно с моей стороны!
– Да не было это дурно! – Родриго Грубиан вскочил. Почти двухметрового роста, он доставал чуть ли не до потолка камеры. – Послушай меня, Малыш. Это с моей стороны было дурно так поступать. Я не должен был тебя отсылать с поручением совершить опасное преступление. Вот это было по-настоящему дурно! Я хотел лишь покоя и боялся, что ты лишишь меня его. Поэтому я и навешал тебе лапши на уши, сочинив историю с испытанием на храбрость. Это было отвратительно с моей стороны!
– Да с испытанием я всё понимаю! – воскликнул Малыш. – Но если бы ты меня не отправил, я бы никогда не познакомился с Флип. – Тут Малыш бросил робкий взгляд на принцессу, и стало ясно, что она ему очень нравится. – Нет, дядя Родди, – продолжал он, – что бы ты ни говорил, это я был злодеем, потому что я не знал, сколько дурного во мне сидит. Да и что тебе ещё оставалось делать, когда я нежданно явился к воротам твоей крепости? Я же прямо вынудил тебя навешать мне лапши на уши. И кроме того, я разбил горшок бедной Туснельды!
Родриго Грубиан поневоле улыбнулся, услышав про Туснельду, его любимый нежный кактус.
– Знаешь, Малыш, – сказал он, – ты можешь считать себя злодеем, но я тебе благодарен. Ведь ты сделал со мной то же самое, что с Туснельдой: ты разбил мою тюрьму так же бесцеремонно, как и её горшок. Лишь ради тебя я отважился выйти из Гробурга в мир. Если бы не ты, я бы никогда на это не решился. – Он чуть было не добавил, что лишь благодаря Малышу познакомился с театром марионеток, но потом всё-таки умолчал об этой детали. О вещах, близких нашему сердцу, мы не любим много говорить.
– Может, Малыш и правда разрушил твою тюрьму, – вмешалась Флип. – Но немного смешно, что ты говоришь об этом, как раз очутившись в тюрьме, дядя Родди.
Флип, как и Малыш, сразу стала называть Родриго Грубиана дядей Родди. Кроме того, Родриго Грубиан ничуточки не казался ей грубым. Он хотя и был таким высоким и чернобородым, но представлялся ей скорее нежным, как его любимый кактус.
– Пусть будет так. – Родриго Грубиан опять улыбнулся. – Но темница короля Килиана лишь наружная тюрьма. А я в Гробурге сидел во внутренней тюрьме.
– Но я должен быть тебе благодарен больше, чем ты мне! – воскликнул Малыш. – Пока я не узнал, в какое положение вверг тебя, я не боялся ни смерти, ни чёрта, а потом стал бояться за тебя. А страх – совершенно особенное чувство! Из-за него так колотится сердце! В желудке становится муторно, бросает то в жар, то в холод. Порой не можешь шевельнуться, а то вдруг становишься сильным, как медведь! И всё это я узнал лишь благодаря тебе, дядя Родди!
