– ОХ-ХО-ХО! – переводил лейб-слуга вздохи короля. – НЕУЖЕЛИ НЕЛЬЗЯ БЫЛО ЗДЕСЬ ХОТЬ НЕМНОГО ПРИБРАТЬ?
Но на сей раз дрожал не только слабый голосок Килиана, но и громкий голос лейб-слуги. Ему тоже было не по себе в этом зале.
– Садитесь же, драгоценный Рабанус Рохус, – сказал Падрубель мрачному придворному чародею, как только креслотрон короля опустили перед сценой. – На сей раз никто и ничто не помешает кукольному представлению. – И придворный медик почти насильно усадил сопротивлявшегося Рабануса Рохуса на стул и сам радостно уселся рядом.
– ГДЕ ЖЕ МОЯ МИЛАЯ ПРИНЦЕССА? – проревел лейб-слуга.
Но Падрубель попросил короля немного потерпеть и сказать несколько слов перед началом спектакля.
– МОЖНО НАЧИНАТЬ! – выкрикнул лейб-слуга, как только Килиан пролепетал эти слова. – И ПУСТЬ СПЕКТАКЛЬ ЗАКОНЧИТСЯ ПОЛУЧШЕ, ЧЕМ В ПРОШЛЫЙ РАЗ!
В зале установилась напряжённая тишина. Дешёвые свечи трещали и шипели, и все затаили дыхание. Один лишь Рабанус Рохус осмелился шевельнуться. Он принялся незаметно почёсываться, потому что разнервничался и у него начался зуд. «Что здесь затевается?» – насторожился он и тут же вздрогнул, потому что со скрипом, почти с визгом изношенный занавес поднялся на половину высоты. Брус, который папа Дик протянул через всю сцену, оставался невидимым, как и те, кто лежал на этом брусе в ожидании своего выхода.
На сцене стоял папа Дик в роли уличного певца, рядом – череп, в полой середине которого горела свеча, так что его пустые глазницы светились и вспыхивали.
По залу прошёл шёпот. Пугливые трубачи закрыли глаза, один из рыцарей на всякий случай взялся за рукоять меча, а Падрубель, к своему удовольствию, заметил, что нервный Рабанус Рохус чешется всё сильнее.
Затем Родриго Грубиан на балке изменённым голосом начал читать вводные стихи собственного сочинения, и это звучало так, будто их произносил призрачно освещённый череп, поскольку Родриго Грубиан делал своё дело прямо-таки замечательно.
Свидетели станете все, кто здесь был,
придётся узнать вам, кто совершил
это позорное преступленье!
Мы, мёртвые, выбрались из могил,
чтобы сказать вам, кого кто подбил
на это позорное преступленье!
Мы, бледные кости, вершим этот суд,
ни справедливость, ни честь не снесут
это позорное преступленье!
Дракона сейчас призовём мы сюда,
он был соучастником, просто беда,
этого подлого преступленья!
Это был заговор против закона
с целью захвата сокровищ и трона.
Так кликнем же куклу Вака-дракона!
Услышав последние слова говорящего черепа, Рабанус Рохус хотел вскочить с места. Одно только имя дракона уже означало, что они вышли на его след.
Но тут же Рабанус Рохус почувствовал крепкую хватку придворного медика Падрубеля, который как бы ненароком положил ладонь на его руку. Ничего, подумал Рабанус Рохус, чувствуя острый зуд по всему телу, он просто отречётся, скажет, что знать не знает никакого дракона. Ведь настоящий Вак улетел, унёс сокровища Килиана в далёкий Гудипан. Только бы его, Рабануса Рохуса, не подвели нервы.
К сожалению, невидимые кукольники были явно другого мнения. Они, похоже, верили, что дракон может их услышать, потому что их зычные крики прогремели на весь зал и эхом разнеслись по всей крепости Гробург.
– Мы призываем Вака! – кричал Родриго Грубиан, и все кукольники вторили ему словно эхо.
– …зываем Вака! – вопил Малыш.
– …ваем Вака! – визжала Флип.
– …ем Вака! – верещал Сократ.
– …Вака! – голосили Дики.
У лейб-слуги от страха выступили на лбу крупные капли пота. Король Килиан, напротив, вытянулся в своём креслотроне в струнку. Эта чёрная игра на сцене начинала его интересовать. У него с незапамятных времён была слабость к черепам и мертвецам.
«Мы призываем Вака! …зываем Вака! …ваем Вака! …ем Вака! …Вака! – так и разносилось эхом по галереям и ходам Гробурга, по его залам, лестничным шахтам и подземелью, где дракон Вак и впрямь лежал на сокровищах короля Килиана, зарывшись лапами в монеты, а тяжёлую голову положив на золотые блюда, кубки и сверкающие бриллианты. – Мы призываем Вака! …зываем Вака! …ваем Вака! …ем Вака! …Вака!»
Дракон открыл глаза, устремив свой жёлтый взгляд в темноту. Он хотел пропустить этот зов мимо ушей, но скоро его чёрная как ночь чешуя вздыбилась, шипованный хвост начал беспокойно мести по золотым монетам, а большое чёрное сердце внезапно забилось сильнее, чем обычно.
Кто это его зовёт? Крепость заброшена, тут никого нет. Когда он прилетел сюда, то первым делом принюхался, нет ли здесь привидений, и только потом умостился спать, утомлённый перелётом с тяжёлым грузом. Неужто тут всё же водятся духи? Вак поднял могучую голову и исторг плотное облако серы. Откуда духи могут знать его имя?
Зловещий клич продолжал разноситься под каменными сводами. О сне больше нечего было и думать. Вак поднялся. Как ни муторно ему было от страха перед привидениями, всё же надо было посмотреть, в чём дело, и навести порядок. Ведь он мечтал обрести покой в этом подземелье. И если его дурачит кто-нибудь из мира живых, то он поджарит его на медленном огне. Вак фыркнул, и струя огня озарила голую каменную кладку стен. Вак фыркал не только от ярости, но и для того, чтобы приободриться. Он поволок своё тяжёлое тело вверх по лестнице, ориентируясь на голоса: «Мы призываем Вака! … зываем Вака! …ваем Вака! …ем Вака! …Вака!»
Между тем публика в зале уже начинала роптать и перешёптываться. Все удивлялись этому странному представлению, в котором не было ни одной куклы-марионетки, а действовал лишь одинокий мёртвый череп, выкрикивающий на разные голоса одно и то же. У многих зрителей уже кружилась голова, и лишь чудаковатый король, казалось, получал удовольствие от спектакля.
В чёрном сердце Рабануса Рохуса затеплилась надежда. Зуд у него ослабевал, и чем дольше дракон заставлял себя ждать, тем меньше ему хотелось чесаться. Нет здесь никакого Вака, уговаривал он себя. Пусть эти дураки за занавесом призывают дракона хоть до хрипоты.
Но двери зала вдруг распахнулись, и по центральному проходу прокатилась струя клубящегося огня. Все вскочили с мест, рыцари схватились за мечи, а впечатлительный трубач спрятался под стул.
– Ух ты! Вот это спектакль! – промямлил король, но лейб-слуга не смог перевести его лепет, потому что от страха лишился дара речи.
– Кто меня звал? – прогремел Вак в дальнем конце зала, воинственный и грозный.
Придворный медик Падрубель испытующе покосился на своего соседа Рабануса Рохуса. Придворный чародей чесался так, будто у него было не две, а двенадцать рук.
