– Чушь, – прохрипел ворон, – ер-р-рунда. Это ведь была шутка. Забудь о ней. Главное – теперь ты убедился, что я был прав.
– Потому-то я и хочу умереть, – сказал котик трагическим тоном. – Такого позора не пережить рыцарю и миннезингеру. Тебе этого не понять.
– Да не говори ты так напыщенно, – сердито сказал Яков. – Умереть ты всегда успеешь, сейчас нам предстоит кое-что поважнее.
Он зашагал на своих тонких ножках по лаборатории.
– Верно, смерть придётся отложить, – согласился Мяурицио, – потому что я обязан высказать моё мнение этому бессовестному негодяю, которого я называл маэстро. Швырну ему презрение прямо в лицо. Он должен узнать, что…
– Ты этого не сделаешь, – каркнул Яков. – Или опять хочешь всё провалить?
Глаза Мяурицио загорелись дикой решительностью.
– Я не боюсь. Я должен высказать своё возмущение, иначе сам себе не прощу. Он должен знать, кем его считает Мяурицио ди Мяуро…
– Да, конечно, – сухо ответил Яков. – Это ему просто необходимо. А теперь послушай-ка, что скажу я, ты, герой-дурачина! Мы ни в коем случае не должны показать им, что знаем их намерения.
– А почему? – спросил котик.
– Потому что, пока они этого не знают, мы можем всему помешать, понимаешь?
– Помешать? Как же?
– Ну, например… Да я ещё сам не знаю как. Мы должны устроить так, чтобы они с этим волшебным напитком опоздали, не успели бы его вовремя приготовить. Допустим, мы будем валять дурака и при этом как бы нечаянно перевернём стакан со Спецпуншем или… ну уж что-нибудь придёт нам в голову. Мы должны всё время быть на проводе.
– На чём, на чём мы должны быть?
– Ах, парень, ничего ты не понимаешь. Так вот, нам нужно всё время пристально наблюдать, понял? Зорко следить за всем, что они делают. И для этого нельзя ни в коем случае дать им понять, что мы подслушивали. Вот в чём теперь наше единственное преимущество, коллега. Ясно тебе наконец направление полёта?
Он вспорхнул на стол.
– Ах вот что! – сказал Мяурицио. – Это значит, будущее мира у нас в лапах.
– Ну, примерно так, – ответил ворон, роясь клювом в ворохе бумаг на столе. – Ну, правда, я не сказал бы, что в лапах.
Мяурицио ударил себя в грудь и замурлыкал под нос:
– О, великое дело… Судьба зовёт… Как благородный рыцарь, я не страшусь опасности…
Он пытался вспомнить продолжение этой знаменитой кошачьей арии, но Яков вдруг каркнул:
– Эй! Давай-ка сюда!
Он обнаружил пергаментный свиток Тирании, который остался на столе, и теперь, разглядывая его, прищуривал то один глаз, то другой.
Котик одним прыжком оказался рядом с ним.
– Гляди, гляди, – прошептал ворон. – Если мы сейчас бросим эту штуку в огонь, то враз будет покончено со всем этим волшебным пуншем. Твой маэстро ведь сам сказал, что с одной второй половиной ничего не сделаешь.
– Я так и знал! – воскликнул Мяурицио. – Я был уверен, что нам придёт в голову какая-нибудь блестящая идея. Скорей убираем его! И если эти мерзавцы начнут его искать, мы выйдем и скажем…
– Что его ветром унесло, – перебил его Яков. – Вот что мы знаем, вот что мы скажем, если уж это будет необходимо. А лучше всего мы вообще знать ничего не будем. Думаешь, мне охота, чтобы они под конец нам ещё и головы свернули?
– Ты – практик, обыватель и мещанин, – разочарованно заметил Мяурицио. – У тебя нет никакого чувства величия.
– Правильно, – ответил Яков, – только поэтому я ещё жив. Давай-ка хватай с другой стороны!
Но едва они успели ухватить, как пергаментная змея сама вдруг раскатилась и, подняв голову словно кобра, встала перед заговорщиками.
У обоих героев в тот же миг душа ушла в пятки (у одного – в меховые, а у другого – в еле покрытые перьями). Они ухватились друг за дружку и глядели на конец пергамента снизу вверх, а тот угрожающе взирал на них сверху вниз.
– А оно кусается? – дрожа прошептал Мяурицио.
– Понятия не имею, – ответил Яков и тихо щёлкнул клювом.
Прежде чем они успели опомниться, пергаментный свиток стал обвиваться вокруг них – до тех пор, пока не получился тщательно упакованный пакет, из которого торчали две головы – кота и ворона. Ни тот ни другой не могли больше пошевелиться и едва дышали. Пергаментная змея стягивала их всё туже и туже. Они изо всех сил старались освободиться, но тщетно – даже надорвать пергамент им не удавалось.
– Ах… уф… ох… – больше они ничего из себя выдавить не могли.
Но тут раздался жаркий бас Заморочита:
– Кто завёл эту заразу,
Пусть хоть удирает сразу,
Пусть напьётся только грязью.
И в ту же секунду пергаментная змея развернулась, освободив своих пленников, вздрогнула ещё разок и неподвижно расстелилась на полу. Теперь это была снова всего лишь длинная, мелко исписанная полоса пергамента.
Без двадцати пяти восемь
– Премного благодарен, ваша милость, – прокаркал Яков, – тяжело было!
Мяурицио вообще не мог говорить, во-первых, потому, что у него болели все кости, а во-вторых, он потерял дар речи от досады, что жизнь им спас Заморочит, которого он собирался с глубоким презрением осадить. Ситуация была его уму не под силу.
Вслед за колдуном появилась и Тирания Вампирьевна.
– Ах, дорогая моя птичка! – воскликнула она. – Бедняги! Вам больно?
Она пощупала голову ворона.
Колдун тоже погладил Мяурицио и сказал добродушно:
– Но имейте в виду, здесь лежат не игрушки. Ты, Мяурицио ди Мяуро, должен был бы это знать. Вам нельзя ничего тут трогать без моего разрешения, это очень опасно. С вами могло случиться нечто ужасное, и это очень огорчило бы твоего доброго маэстро.
– Бла, бла, бла, бла, – чуть слышно прокаркал как бы про себя ворон.
Волшебник и ведьма быстро переглянулись, и она спросила:
– Мой милый Яков, любимый ворон, как ты здесь очутился?
– Простите, мадам, – ответил Яков с самой невинной миной, – я просто решил предупредить о вашем визите.
– Вот как? Я что-то не припомню, что я тебе велела это сделать, птичка моя дорогая.
– Я это сделал добровольно, потому что подумал, вы меня щадите из-за доброго ко мне отношения, ведь такая ужасная погода, а я страдаю ревматизмом, но мне так хотелось вам угодить.
