– Естественно, – подтвердил Яков. – Я хочу сказать: естественно, что они естественные враги. Но естественно только тогда, когда и положение вещей естественное. А в неестественном положении естественные враги иногда становятся коллегами.
– Стой! Не так быстро! – мяукнул Мяурицио. – Я что-то ничего не понял. Выражайся яснее!
Яков остановился и повернулся к котику:
– Ты ведь здесь тайный агент при твоём маэстро, чтобы наблюдать за ним. Или, может, нет?
– Чего? – переспросил Мяурицио, совсем сбитый с толку. – А ты, может, тоже? Так зачем же Великий Совет Зверей посылает сюда ещё одного агента?
– И вовсе не сюда, – ответил Яков. – Я хотел сказать: и вовсе не меня. Ах, ты совсем сбил меня с толку своей глупостью. Так вот, я шпион при моей мадам ведьме, так же как ты при своём месье колдуне. Ну, дошло наконец?
Мяурицио обалдел от удивления:
– Ты это честно говоришь? Всё правда?
– Такая же правда, как то, что я – ворон-бедолага, – вздохнул ворон. – Ты ничего не имеешь против, если я почешусь? У меня всё время зуд какой-то!
– Да, пожалуйста! – разрешил Мяурицио, сделав великодушный жест лапой. – Раз уж мы коллеги.
Двадцать минут седьмого
Он красиво обвил себя хвостом и стал смотреть, как Яков изо всех сил скребёт лапой голову.
И вдруг этот старый ворон показался ему очень симпатичным.
– Почему же ты не дал мне понять это с самого начала?
– Да я давал тебе понять, – прокартавил Яков. – Я ведь всё время тебе подмигивал.
– Ах вот оно что! – воскликнул Мяурицио. – Но ты же мог это просто сказать вслух.
Теперь пришла очередь Якова открыть клюв от изумления – он ничего не понимал.
– Сказать вслух? – прокаркал он. – Чтобы твой шеф всё услышал? Ну ты даёшь!
– Мой маэстро и без того всё знает.
– Что?! – каркнул ворон. – Он всё пронюхал?
– Нет, – сказал Мяурицио. – Я сам посвятил его в это дело.
Ворон так и застыл с разинутым клювом:
– Нет, неправда, этого быть не может! Ой, сейчас грохнусь с ветки! Ну-ка, повтори ещё раз!
– Я просто должен был это сделать, – пояснил Мяурицио с важным видом. – Ведь было бы не по-рыцарски злоупотреблять его доверием. Я долго за ним наблюдал, испытывал его и установил, что он – человек благородный, настоящий гений и вполне достоин нашей откровенности. Хотя сегодня он ведёт себя немного странно, с этим я не могу не согласиться. Но со мной, во всяком случае, всё это время он обращался как с принцем. А это говорит о том, какой он добрый человек – настоящий благодетель и друг животных.
Яков, потрясённый, глядел на Мяурицио:
– Нет, такого не бывает! Чересчур много глупости на одного кота! На двух и на трёх хватило бы! Ты всё завалил, мой мальчик! Пиши пропало! Весь план зверей рухнул, теперь всё кончится плохо! Да что там плохо, просто ужасно. Я так и предчувствовал с самого начала! Я думал, что так и будет!
– Ты вообще не знаешь моего маэстро, – обиженно мяукнул котёнок. – Он всегда совсем не такой, как сегодня.
– Может, к тебе и не такой! – каркнул Яков. – Он тебя просто опутал – жиром опутал, как нетрудно увидеть.
– Что ты воображаешь? – фыркнул Мяурицио, приходя в бешенство. – Всё-то ты знаешь лучше!
– Да глаза у тебя есть? – крикнул Яков. – Тогда оглянись по сторонам! Как, по-твоему, что это всё такое? – И он указал крылом на полки с бесчисленными стеклянными банками.
– Это? Это лечебный пункт. Мне это сам маэстро сказал. Он пробует вылечить бедных гномов и эльфов. Что ты об этом знаешь?
– Что я знаю? – Яков Карк всё больше выходил из себя. – Сказать тебе, что это такое? Это тюрьма – вот что это! Камера пыток! Твой добрейший маэстро на самом деле один из самых худших существ, что вообще существуют на свете. Вот он кто! Так-то, простофиля! Благодетель! Ха-ха, хорош, хорош «гений»! «Он – друг животных»! Да чума он, зараза, холера! Знаешь, что он может? Воздух загрязнять – вот что он может! Воду отравлять, людей и зверей заражать болезнями! Леса и поля губить, разорять! В этом он велик, твой маэстро, больше ни в чём!
Мяурицио задыхался от возмущения:
– Это… Это… Возьми сейчас же назад… ты клеветник, очернитель, а то… а то… – Он ощетинился, шерсть встала дыбом – он казался сейчас вдвое толще. – Я не потерплю, чтобы ты обижал этого великого человека. Извинись, а не то я научу тебя его уважать, ты, стервятник-стервец!
Но Яков так разошёлся, что теперь его было не затормозить.
– А ну, подойди попробуй! – прокаркал он. – Ах ты, жирный баловень, маменькин сынок, слабак зажиточный! На что ты годен? Только за клубочком бегать да на диване валяться. Пошёл вон, лизоблюд, а то сейчас устрою из тебя посылочку и отправлю к твоим кошачьим предкам, известным подлизам!
Глаза Мяурицио загорелись диким огнём.
– Я происхожу из древнего неаполитанского рыцарского рода! Мои предки восходят к Мяудериху Великому! Я не позволю оскорблять мой род! А тем более такому проходимцу и висельнику, как ты!
– Ха-ха! – прокаркал Яков. – Видно, твои предки все мозги на себя растратили, а тебе шиш оставили!
Мяурицио выпустил когти.
– Да знаешь ли ты, с кем говоришь, несчастная метёлка из перьев? Перед тобой великий деятель искусства. Я – знаменитый миннезингер, мои песни, пока я не потерял голос, трогали самые благородные сердца!
Старый ворон разразился смехом:
– О, в это я поверю, в то, что ты мини-певец! Это сразу видать по твоему мини-росту и мини-уму! Ишь как пыжится! Надутый ёршик для мытья бутылок.
– Необразованный невежда! – фыркнул Мяурицио с глубоким презрением. – Даже не знаешь, что такое миннезингер! И все твои выражения из уличного жаргона, бродяга несчастный!
– На это мне трижды плевать, – каркнул в ответ Яков. – Говорю как умею. А у тебя нос не дорос меня судить, вшивый кошачий барон! Ну-ка, сравни мой клюв с твоим. Да у тебя и клюва-то нет!..
И, не успев понять, как это случилось и кто первый начал, они уже катались по полу, сцепившись в клубок из меха и перьев, и так трепали друг друга, что только клочья летели. Кот кусался и царапался, а ворон клевал и щипал. Но, поскольку силы их были примерно равны, ни один так и не победил. Иногда тот или этот бросался удирать, а другой его догонял. Потом всё было наоборот: этот удирал, а тот догонял. И так, сами того не заметив, они снова оказались в лаборатории. Яков вцепился в хвост Мяурицио и клевался изо всех сил, а кот, чувствуя нестерпимую боль, так охватил ворона лапами, что у того дыхание спёрло.
