– Послушай, – задыхаясь от густого дыма, проговорил я. – Сейчас ты должен проявить благоразумие и слушать меня внимательно, чтобы всё сделать правильно. Нам придётся прыгать отсюда вниз.
– Ничего страшного, – пожал плечами ребёнок.
И тут мы прыгнули. С ним, к счастью, ничего не случилось, поскольку он упал на меня, следовательно, приземлился относительно мягко, тогда как я сломал себе руку и ногу.
Последнее, что я запомнил, прежде чем меня унесли на носилках, – это был большой ребёнок. Он стоял в зареве горящего дома и приветливо махал мне рукой. Нет сомнений, что действовал он без всякого злого умысла.
* * *
Вот уже две недели как я лежу на больничной койке, рука и нога в гипсе. Пройдёт ещё немало времени, прежде чем меня выпишут. Затем мне нужно будет найти себе новый дом. Новую одежду мне тоже, естественно, придётся покупать, а свою книгу я должен буду написать заново, с самого начала. Большого ребёнка я с тех пор ни разу не видел. Говоря откровенно, я бы не очень расстроился, если бы мы так никогда и не встретились.
Низельприм и Назелькюс
В поисках овеянной легендами страны Бредландии всемирно известный учёный, шутковед и чепухолог Станислаус Ступс однажды открыл посреди океана остров, не обозначенный ни на одной карте. Он приказал капитану корабля бросить якорь у побережья и на вёсельной лодке в одиночку высадился на сушу.
Остров этот имел форму остроконечной шляпы лазорево-синего цвета. Прибрежная полоса была, так сказать, её полями и составляла в ширину двадцать или тридцать метров, а сразу за ней, утончаясь, будто морская раковина, к небу вздымалась конусообразная гора, прорезанная глубокими расщелинами. Какая бы то ни было растительность на этом острове, похоже, отсутствовала.
Огибая по окружности гору и пытаясь оценить её приблизительную высоту, Ступс наткнулся на дорожный указатель с двумя стрелками. На той, что отсылала вправо, было написано «К Низельприму», а на той, что влево, – «К Назелькюсу».
Сначала Ступс не мог решить, в каком направлении ему следует двигаться, потому что ни то ни другое имя совершенно ни о чём ему не говорило. Однако затем он обнаружил нечто такое, что сразу определило его выбор: в действительности существовала только одна дорога, а именно вправо. С левой же стороны – стало быть, там, куда следовало бы идти к Назелькюсу, – громоздились едва ли преодолимые скалистые уступы.
В конце концов Ступс отправился к Низельприму по добротной, удобно проложенной дороге, которая гигантской спиралью закручивалась вокруг горы. Этот Низельприм, очевидно, жил на самой вершине.
Пройдя примерно половину пути, путешественник остановился, чтобы передохнуть и оглянуться назад. Он увидел корабль, стоявший на якоре в открытом море, маленькую лодку у прибрежной полосы – но куда же подевалась дорога, по которой он только что шёл? Дороги больше не было, она бесследно исчезла! То есть позади него дороги не существовало – только впереди. Извиваясь, она поднималась всё выше и выше. Это открытие неприятно удивило исследователя. Он начал беспокоиться, что угодил в ловушку.
Осторожно, шаг за шагом, поднимался он дальше в гору, при этом снова и снова оглядываясь через плечо и наблюдая, как сразу за ним дорога теряла свои очертания и исчезала, исчезала бесследно, словно её никогда и не было. Ступс остановился и принялся размышлять. Следует ли ему продолжать путь или целесообразнее было бы всё-таки повернуть обратно? Но повернуть означало бы спускаться вниз по исполинской синей скале. Случись ему при этом потерять равновесие, как он тут же сорвётся в бездну и переломает себе все кости. А кроме того, так сказал себе Ступс, это странное обстоятельство с дорогой-невидимкой ещё нельзя признать достаточным основанием для капитуляции. Открытие легендарной страны Бредландии наверняка поставит перед ним гораздо более трудные задачи. Нельзя ведь с полной уверенностью утверждать, будто ему что-то угрожает, во всяком случае до тех пор, пока с ним не случилось ничего скверного.
Итак, учёный набрался храбрости и продолжил путь. Серпантин дороги становился всё уже, и, оставив за спиной последний поворот, Ступс внезапно очутился перед довольно убогой деревянной хижиной.
Ступс подошёл ближе и увидел на двери табличку с надписью:
НИЗЕЛЬПРИМ
Визиты весьма желательны, но лишены смысла.
Просьба стучать по меньшей мере семь раз!
Итак, Ступс ударил в дверь семь раз, а потом – из-за приписки «по меньшей мере» – ещё трижды. Затем прислушался и различил в глубине хижины шум, похожий на перезвон колокольчиков. Но вот дверь распахнулась, и на пороге появилась на редкость диковинная фигура. Это был маленький человечек в кумачовом костюме и кумачовом же цилиндре, с огромными чёрными усами под толстым носом. Концы усов торчали на полметра вправо и влево, словно две турецкие сабли. На руках и ногах, на полях шляпы, в ушах и даже на кончиках усов висели серебряные бубенчики, звеневшие при каждом его движении. А уж усидеть на месте этот странный субъект никак не мог. Он скакал и подпрыгивал почти не переставая, правда, вид у него при этом был такой бесконечно печальный, будто кто-то заставлял его всё это проделывать.
– Ага! – воскликнул он, увидев путешественника. – Да тут, без сомнения, гость пожаловал. Хотя никакого проку мне от этого не будет, я всё же хотел бы знать, с кем имею честь познакомиться.
– Ступс, – с лёгким поклоном отрекомендовался учёный. – Станислаус Ступс, шутковед и чепухолог, занимаюсь важными научными исследованиями.
– Какая жалость! – ответил странный малый и подпрыгнул, отчего все его бубенчики дружно зазвенели. – Меня зовут Низельприм, однако не стоит труда, сударь, пытаться это запомнить.
– А что же, простите, достойно жалости? – поинтересовался Ступс. – И почему не стоит труда?
– Ох, бессмысленно объяснять вам это, любезный, потому что вы всё равно не удержите всех объяснений в голове.
– Уверяю вас, – возразил Ступс, – память у меня довольно хорошая.
– Однако здесь она вам не поможет. – Низельприм уныло покачал головой. – Дело не в вашей памяти – дело во мне.
У Ступса возникло ощущение, что он явился сюда совершенно некстати, и поэтому со свойственной ему учтивостью он произнёс:
– Нижайше прошу прощения, если я вас побеспокоил, господин Низельприм. Может быть, я загляну к вам в другой раз, когда вам позволит время…
