Ему было страшно пошевелиться.
А вдруг эта площадь была создана специально для передачи секретных сведений? Может быть, где-то за пределами Земли, в космосе, вращался спутник, улавливающий каждое движение Германа и передающий результаты на центральную шпионскую базу. И там его послание уже вызвало настоящий переполох.
– Тревога! – закричали бы шпионы, перебивая друг друга. – Кто этот мальчик? Откуда ему известен наш секрет?
– Одно, во всяком случае, несомненно, – мрачно сверкнув глазами, процедил бы шеф разведки. – Он представляет для нас смертельную угрозу. Он слишком много знает. Доставьте его ко мне живым или мёртвым!
Против Германа выступило бы целое войско, и в мгновение ока он был бы окружён.
– Ну, мой мальчик, – спросил бы его первый шпион, – чем это ты тут развлекаешься?
– О, я играю в игру, – ответил бы Герман, – с помощью которой хочу выяснить, действительно ли сегодня понедельник и нужно ли мне идти в школу…
– Любопытно, – криво усмехнулся бы второй, – кому же ты играючи передал формулу нашего секретного оружия?
– Понятия не имею, – пожал бы плечами Герман. – Это чистая случайность, клянусь пустым карманом!
Шпионы обменялись бы многозначительными взглядами.
– Похоже, это крепкий орешек, – пробормотал бы первый шпион. – Однако наш шеф знает, как развязать язык молодчику вроде тебя. Поверь, ты нам всё выложишь. Взять его!
И тогда они усыпили бы Германа хлороформом, связали бы его по рукам и ногам и упрятали бы в багажник своего шпионского автомобиля.
И никто бы о нём никогда не услышал.
По площади шли люди, почти все под зонтами, и Герман спросил себя, как же они могут так беспечно ходить туда-сюда, совершенно не задумываясь о грозящей им опасности. И тут его буквально бросило в жар, несмотря на дождь, мокрой холодной лапой заползавший ему в рукава и за воротник плаща. В этот самый момент он заметил трёх хмурого вида мужчин в чёрных шляпах и чёрных непромокаемых плащах. Они медленно надвигались прямо на мальчика, не спуская с него глаз.
Так, значит, шпионы всё-таки за ним явились!
Герман сорвался с места и припустил что есть мочи. Он перебежал через площадь, юркнул в ближайшую подворотню и оказался в каком-то переулке. На бегу он оглянулся назад. Похоже, за ним никто не гнался, хотя это мог быть отвлекающий манёвр. Шпионы наверняка взяли его в кольцо, значит, рано или поздно он всё равно попадётся, если конечно же не перестанет метаться как загнанный зверь.
Он остановился и принялся размышлять. Теперь ему вдруг стало холодно, у него промокли ноги, а куртка отяжелела от сырости. Германа начал бить озноб.
Ему надо выбраться отсюда незамеченным, это ясно.
Недолго думая он забрался в машину для доставки товара – её задняя дверь была приоткрыта. В кузове рядами висели пальто, костюмы и платья. Фургон, вероятно, принадлежал химчистке или магазину готовой одежды. Герман спрятался за вещами. Едва он уселся, как дверь захлопнулась и наступила кромешная тьма. Затем Герман почувствовал, как автомобиль тронулся с места.
Мало-помалу, сидя в углу позади развешанной одежды, он начал понимать, что его воображение, пожалуй, сыграло с ним злую шутку. Зачем он вообще бросился как угорелый от тех мужчин в чёрном? Вероятно, они просто прошли бы мимо, не обратив на него никакого внимания. В крайнем случае, они бы поинтересовались у него, почему он мокнет здесь под дождём, и посоветовали бы ему поскорее идти домой. Возможно, они вообще были обыкновенными людьми, а никакими не шпионами.
Только для подобных умозаключений было уже слишком поздно. Теперь он сидел, скорчившись, в тёмном фургоне, который, подпрыгивая на ухабах, вёз его бог знает куда. И эту кашу заварил он сам. Он попал в переплёт – всё происходило на самом деле, а не в его воображении. Вполне может статься, что этот автомобиль направляется очень далеко, в другой город, возможно даже, в чужую страну. Когда он отсюда выберется? А что, если машина заедет на какой-нибудь склад и простоит там несколько дней? Он погибнет от жажды и голода. Может, ему стоит покричать и постучать кулаками в стенки, чтобы его заметили? Но если его никто не услышит? А если услышат, то как с ним в таком случае обойдутся?
Герман заплакал, тихо-тихо. В эту минуту он был бы рад оказаться рядом с папой и мамой, и даже общество маленькой Клары не казалось ему сейчас таким уж унылым. Ах, если бы ему только удалось отсюда выбраться, он немедленно пошёл бы домой. Или поехал бы на метро, смотря по тому, насколько далеко он забрался. В кармане у него была кое-какая мелочь. И тогда он бы во всём сознался родителям, честное слово.
Автомобиль внезапно остановился, задняя дверь открылась, и из кузова начали выгружать товар. Как нарочно, Герман в этот момент не удержался и громко чихнул.
На секунду воцарилась тишина, потом чья-то длинная рука раздвинула платья и костюмы, и Герман увидел изумлённую физиономию пожилого толстяка.
– Вот так дела… – произнёс он. – Ты как здесь оказался, парень?
Мгновенно приняв решение, Герман, ни слова не говоря, выскочил из своего укрытия, отпихнул мужчину в сторону, спрыгнул на землю и припустил наутёк. На бегу он оглянулся и увидел, что мужчина уронил на дорогу, прямо в лужу, всю одежду, которую держал в руках. Лицо у него стало пунцовым, он погрозил улепётывающему Герману кулаком и что-то прокричал ему вслед.
«Мне очень жаль, – подумал Герман, – но таков закон Дикого Запада. Или он, или я. И я оказался проворней. Я вообще самый быстрый, поэтому навожу трепет и ужас на все штаты от Аляски до Мексики».
Между тем он перешёл на галоп. Цоканье копыт его вороного жеребца Вихря гулким эхом отдавалось в прериях. Герман чувствовал себя свободным, радость захлёстывала его, и он выразил своё отношение к миру ликующим «Йо-хо-хо-о!». Он опять ускользнул от своих преследователей!
Вскоре он достиг подножия Голубых гор. Именно там был проход в тайный каньон, о котором знал только он. Ни один охотник за преступниками теперь не нашёл бы его, ни один не заработал бы за его поимку сто тысяч долларов. Эту позорную награду сулили за голову Германа, защитника униженных и оскорблённых по прозвищу Ге́рми, бесчисленные объявления, расклеенные по всему Дикому Западу. Ничто не могло помешать ему расквитаться с богатыми и могущественными негодяями, будь то хоть бургомистр, шериф или судья. Никто не уйдёт от справедливой кары за то зло, которое они причинили ему. Вопиющая несправедливость будет отомщена.
Герми, защитник бесправных, резко натянул поводья – от неожиданности лошадь встала на дыбы. Герман хотел спокойно обдумать, в чём же заключалась вопиющая несправедливость. Но, когда он орлиным взором окинул окрестности, улыбка гордого презрения, игравшая на его губах, медленно погасла, уступив место растерянности.
