За белым столом сидели техник Сорроу, Жорж — металлист и Ханс — шахтер. Лица их были важны. Они кивнули инвалидам, и те безмолвно расселись по скамьям. В ту же минуту легкая, складная дверь, похожая на игрушку, собралась в металлические складки и пропустила в комнату Лори Лэна.
Лэн был бледен и хмур. Прищуренные глаза его смотрели в землю. Он подвигался под пристальным взглядом всей залы прямо к столу. Здесь он остановился, вынул из кармана шнур, бросил его на стол и протянул обе руки технику Сорроу. В зале наступило безмолвие. Брови рабочих и инвалидов сдвинулись.
— Так ли я понимаю, Лори Лэн, металлист? — сурово спросил Сорроу.
— Вяжи, старина, — угрюмо ответил Лэн.
Сорроу взял шнур и обмотал им протянутые руки рабочего. Потом он встал и заговорил:
— Ребята, это второй случай себясуда за все время нашего союза. Первым, как помните, был Карло с Ямайки. Он соблазнился на тысячу дукатов. Но в день предательства он зубами схватил веревку сигнального колокола и, можно сказать, против своей воли вызвал наш трибунал. Мы помешали ему стать предателем. И вот ныне, средь полного спокойствия, накануне наших побед по всему фронту, любимец союза, баловень, умница, парень, важнеющий для нынешнего дела, прибегает под сигнальный колокол штаба. Трибунал готов. Делегаты союза собраны. Лори Лэн, товарищи спрашивают, в чем ты себя обвиняешь против союза?
Молодой рабочий поднял голову. Серо-голубые глаза его потемнели и окружены синевой, лицо осунулось, губы сжаты.
— Я звонил, ребята, чтоб вы связали меня! — начал он с таким трудом, словно язык у него стал пятипудовым. — Чорт меня знает, что со мной делается. Я ехал сюда одним человеком, а стал вроде куклы. Делаю глупости. Ошибаюсь. Голова, как приклеенная. Дальше этак нельзя, к чорту меня, к чортовой матери!
Он с ненавистью схватил себя за волосы и стал их дергать с такой силой, как если б намеревался выполоть из себя всю негодную сорную траву.
— Лэн, — прикрикнул на него техник Сорроу, — не закатывай нам истерики! Мы тебя спрашиваем, в чем дело? Ежели ты только что-нибудь выболтал насчет открытого металла…
— Молчи! — поморщился Лори Лэн. — Я ничего не сделал, ребята! Но в том-то и дело, что я, Лори Лэн, ни-че-го не сде-лал… Где моя воля, мой разум, мои хитрости? Куда я теперь гожусь! Слушайте-ка, в Зангезуре меня пришибла лихорадка, об этом вам уже известно. Я свалился в этой лихорадке прямехонько на балкон пансиона Рюклинг… Там были люди. Эти люди схватили меня за руки и за ноги и бросили, — как вы думаете, куда? В чужую кровать, будь она проклята, братцы, в кровать с кисеей, кружевами, подушками и разными тонкими штуками! В этой кровати я заснул…
— Ты нам об этом ни слова не рассказал, — сердито пробормотал Сорроу.
— Я заснул и увидел сон, — продолжал Лори, становясь все беспокойней и беспокойней. — Ребята, я утаил эту занозу, я ее припрятал от вас, это была тайна! И сейчас мне трудно сказать об этом. Но она грызет меня, как сотня собак. Она сделала меня тряпкой… Так вот же. К чорту! Мне приснилась женщина. Она была кудрявая, худенькая, бледненькая. Она ласкала меня по лицу и голове, словно я был ее ребенком. Потом она открыла рот и поцеловала меня. Я ее обнял. Она стала моей женой. Эта была первая баба в моей жизни во сне и наяву. Когда лихорадка прошла, и я очнулся, эта самая женщина сидела против меня.
Сорроу неодобрительно крякнул. Лэн докончил резким голосом:
— И она, братцы, взбесилась, когда я разинул рот, почему это я оказался рабочим, а не переодетым принцем. Я не знаю, какого чорта она мне снилась! Но я знаю, кто она, я ее встречаю на улицах и в домах, она мутит мне голову, делает меня дураком. Я ее ненавижу, как ящерицу! Отправьте меня отсюда, иначе я выкину глупость и напутаю такого, что потом не распутать. Слышь, ребята?!
Глаза его загорелись самой дикой ненавистью. Он выпотрошил душу. Больше у него ничего нет своего собственного, ни выломанного гроша. И если он теперь не исцелится от проклятого наваждения, ему останется лопнуть, как вчерашняя обезьяна.
Трибунал шопотом посовещался друг с дружкой. Инвалиды хранили молчание.
— Вот что, Лори, — произнес, наконец, Сорроу, — твое дело табак, парень, если ты не возьмешь себя в руки. Знаешь правило нашего союза: лучше положить голову под маховое колесо, чем съякшаться с врагом. Вот этак, с завязанными руками, иди, брат, немедля к ребятам-транспортникам. Скажи, что союз приказывает переправить тебя на живой манер в Зангезур. Да прибавь, пусть они приглядывают, чтоб ты не сморозил еще какую глупость. Ну, валяй!
Лори Лэн поворотился, как солдат, и с завязанными руками зашагал к транспортникам.
Глава тридцать третья
ЯИЧНИЦА ПО-КИТАЙСКИ
Рано утром, к удивлению лакея Поля, виконт Монморанси заговорил. Оглянувшись во все стороны, он достал маленький ящик, позвал Поля и сказал безо всякой экономии речи и жестов:
— Поль! соберитесь с мыслями. Я намерен погрузить вас в тайны механической биологии, изготовленные по моему заказу старшим лаборантом великого ученого Павлова.
Поль почтительно наклонил голову.
— Знайте, что человек старится от бессознательных усилий. Человек тратит колоссальную энергию на пищеварение, сердцебиение, дыхание, движение, обмен веществ, не говоря уже о расходах по мелочам — на чихание, сморкание, плевание, зевоту и прочее. Я это предусмотрел. Отныне, Поль, я не потрачу на все это ни единого атома своей энергии.
Поль судорожно вытянулся, предвкушая новую нагрузку для своей собственной энергии.
Виконт щелкнул ящиком, вынул какие-то трубочки, щипчики, пульверизаторы, резиновые шары, проволоки и разложил их перед лакеем.
— Вот, — произнес он торжественно, — вот все инструменты механической биологии. Вы составите расписание, что надлежит делать моему организму. Вы вывесите его на стене. Затем вы произведете каждую функцию при помощи одного из этих инструментов. Например: который час?
Поль сообщил, что пробило девять.
— Отлично. Что надо сделать организму в утренний час, вставая с постели?
Поль решился предположить, что организму надо зевнуть.
— Хорошо. Вот трубка с резиновым шаром. На ней пометка «зевота». Возьмите ее за наконечник. Нажмите. Поднесите к моему носу. Наполните воздухом правую ноздрю, выкачивая насосом из левой. Так. Я начинаю сокращаться. Мой пищевод… У-у-а-а.
Но сладкая механическая зевота виконта Монморанси была безжалостно нарушена. Дверь хлопнула. В комнату быстро вошел генерал Дюрк, мановением руки отослал Поля, сдвинул со стола инструменты, сел и проговорил:
— Любезный Монморанси, собирайтесь!
Виконт поднял брови.
— Небольшое путешествие. По назначению известного вам лица вы и Вестингауз должны сегодня после обеда выехать…
— О!
— …вместе с закавказским комитетом в Зангезур.
