Книга Лори Лэн, металлист, страница 40. Автор книги Мариэтта Шагинян

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Лори Лэн, металлист»

Cтраница 40

— Знают? — воскликнула Грэс, надо сознаться, с некоторым разочарованием. — Как так? Зачем же они это терпят?!

— У них свой план. Они сильнее врагов. Не бойтесь.

— Но тогда… — Грэс запнулась. — Но тогда почему они работают в этой страшной шахте?

— Нужно для дела и для победы, — ответил старик слабым голосом. — Они обрекли себя на смерть. Это молодцы. Вы видите меня, дитя мое, — я принял первую ванну лэния и чуть жив. После семи таких ванн каждый из них будет инвалидом. После двадцати он умрет.

Грэс слушала, меняясь в лице. Умрут! Ребров ничего не сказал о смерти. Она вскочила, ломая руки.

— Слушайте меня, доктор Гнейс. Я должна попасть в шахту — немедленно, немедленно. Что мне сделать, чтоб спасти его от смерти? Как себя вести?! Как быть?!

Она была в таком исступлении, что бедный старый Гнейс забыл про свои спазмы. Он вскочил с постели и схватил ее за руки. Но, прежде чем ему удалось ее успокоить, она вытащила его из палатки, посадила на мула и повлекла за уздцы ангелоподобное животное, бесстрастно затрусившее в горы. Хорошо, что ни банкир, ни виконт, ни лакей Поль не видели этой кавалькады. Что касается Мусаха-Задэ и князя Нико, они уже с утра отправились в конспиративную поездку. Таким образом Грэс беспрепятственно увлекла старого химика в авантюру, последствия которой были совершенно неясны для нее самой.

Глава сорок вторая
ОБЕД ВЕСЕЛЫХ СМЕРТНИКОВ

Когда вторая чаша наполнилась, Ребров объявил перерыв. Но никто не хотел подняться наверх. Рабочие точно впервые нашли себя и свои члены: они кувыркались, играли, потягивались, глядя друг на друга расширенными зрачками. Ребров разложил на площадке еду и минут двадцать звонил в колокол, пока, наконец, не собрал их к обеду.

— Надо есть, ребята! — строго проговорил он. — Этак вы не протянете и шести дней. Лори! Садись. Ну-ка… — Он протянул руку за куском хлеба с сыром, как вдруг удивленно посмотрел вокруг себя, на хлеб, на свою руку — и улыбнулся.

— Эй! — воскликнул Лори, делая то же самое и откладывая кусок хлеба в сторону, — братцы, что это мы хотим делать? Неужто… Неужто мы собираемся запихнуть это в себя?

Рабочие переглянулись. Чорт возьми, что такое!.. Они утратили необходимость в еде. А вместе с нею они утратили всякое представление о том, как надо есть, что надо есть и зачем надо есть. Смутное воспоминание об этой процедуре наполняло их удивлением, точь-в-точь как у человека видевшего во сне, что он летает, и сохранившего, пробудившись, странное летательное чувство в своих предплечьях.

— Да… — проговорил Ребров нерешительно: — насчет этого я ничего не знаю. Дядя Гнейс научил меня делать сплав и беречь свою глотку. Он не сказал, что мы изменимся, точно родимся на какой-то другой планете.

— Поднимемся наверх, — пробормотал старый рабочий, — неспокойно у меня на сердце, братцы! Я согласился помереть для нашего дела, но ведь не в ангельском же виде! Неужто нам на прощание так и не покушать? Винца не попить? Ах, чорт, да как мы раньше-то могли есть и пить?

Лори взглянул на него с сожалением.

— Эх, ты! — вырвалось у него: — брось глупости. Радуйся! По мне, так вовсе не надо выходить отсюда, до самого последнего дня. Мы не будем ни в чем нуждаться. Нам не нужно другого воздуха. Не нужно пищи. Это я называю райской смертью.

— Все-таки я поднимусь, — пробормотал Ребров. — Заведи колесо, дядя. Я сяду в корзину вместе с чашей.

Он легко прыгнул на высоту трех футов, прежде чем старик взялся за колесо, и сел в корзину.

— Странно! Мы потеряли тяжесть. Или земля потеряла здесь притяжение, — крикнул он, принимая из рук рабочего хрустальную чашу, подброшенную к нему, как мячик. Корзина взлетела наверх легче пушинки.

Но там, где должно было сиять солнце, Ребров увидел лишь голубую узкую щель. Когда первая струйка свежего воздуха коснулась его лица, он испытал нервный толчок и повалился из корзины вниз головой. Встав и отряхиваясь, измученный, голодный, усталый, Ребров с ужасом припал к щели. Скала сдвинулась. Шахта была закрыта.

— Эй! — крикнул он в щель: — есть тут кто-нибудь? — Он вырвал листок блокнота, нацарапал: 20 грамм лэния, и просунул бумажку вместе с чашей в щель… Но тут ее подхватила нежная старческая рука с мягкими пальцами, и бледный дядя Гнейс придвинул лицо к щели.

— Вы погребены в шахте, — шепнул он. — Жена Вестингауза побежала на другую тропинку. Может быть, там все осталось по-прежнему.

— Беда не велика! — ответил Ребров: — эта щель, дядя, отлично годится для пропуска чаш. Сторожите здесь посменно. Приносите нам… чорт, я опять голоден, а десять минут назад… Дядя Гнейс! Там, внизу, мы не испытываем нужды в еде и питье.

Доктор Гнейс глядел на него сострадательными глазами.

— Тем лучше, мой друг! Все устроилось, как нельзя лучше. Вы не будете страдать, если откажетесь от свежего воздуха и солнца. Но дело в том… дело в том… Мы выработали только сорок грамм. Заставьте ребят торопиться… Дело в том, что эта щель медленно сдвигается.

Слова застревали во рту у бедного Гнейса. Он страдал, встречаясь со взглядом Реброва.

— Нет никаких изменений земной коры. Ничего, похожего на удары. А между тем скалы сдвигаются, и если движение их не прекратится…

— Мы будем раздавлены, как листья папоротника в пластах антрацита, — бодро ответил Ребров. — Не волнуйтесь, дядя! Кто утопает, тот не боится промокнуть.

С этими словами он опрометью кинулся вниз, к корзине. Ему оставалось теперь одно: всеми силами, всем напряжением успеть довести сегодняшнюю выработку хотя бы до ста грамм, — пока щель не закроется окончательно.

— Лори! — крикнул он появляясь в узком туннеле: — работай за четверых. Шахта заперта. Последняя щель сдвигается. Мы должны дать лэний хотя бы настолько, чтоб обезвредить врагов на первые дни войны.

Лори стал удивительно понятливым. Он даже не переспрашивал. Рабочие тоже поняли Реброва с первого звука. Локтями, ладонями, ногами заработали они в руде, отламывая, отряхивая, отсыпая, откусывая острые осколки. Каждый старался ударить молотком быстрей, чем в одну сотую секунды, и никто не чувствовал ни усталости, ни страха. Легкое, острое веселье охватило их танцующим вихрем. Легкость снова вернулась к Реброву. Все больше и больше осколков подвозилось к его лаборатории, все быстрее бежала по трубкам красная струйка сиропа.

Двадцать грамм, еще двадцать грамм, еще двадцать — они перешли за сто грамм, когда, наконец, старик рабочий, взлетавший наверх вместе с чашами, опустился вниз серьезней, чем поднялся. Он держал в руках седьмую чашу. Щель сдвинулась еще тесней. Чаши не просовывались.

— Жаль, что мы не позаботились о флаконах! — крикнул Ребров. — К воронке, братцы. Может быть, выберемся через воронку.

Ход, высеченный в скале, употреблялся лишь в крайнем случае. Он был труден, длинен и вел на вершину горы. Ребров был уверен, что он задвинут, так как о жене Вестингауза, побежавшей к этому ходу, не было ни слуху, ни духу. Они поспешили к каменной лестнице и остановились, столкнувшись с блестящим, отполированным куском огромного кварца. Воронка исчезла, точно ее и не было, а вокруг них вились новые, неведомые коридоры, в высоту человеческого роста, посыпанные дивным золотым песком.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация