Я каждый раз забывала об отношении оборотней в бою к женщинам и мужчинам. Выросшие в семейных кланах, они не считали дам неприкосновенными, хотя в человеческой ипостаси и в мирном общении выказывали почтение и относились весьма учтиво.
Без звуковой провокационной поддержки оборотни явно умерили пыл и заозирались в поисках подруги. Чем тут же воспользовался факультетский приор, расшвыряв их по одному. На альфу было кинулся один из вампиров, схлопотал подзатыльник, покатился по траве и сразу успокоился.
Когда я подошла, Итан, возбужденно рыча, находясь на угрожающей грани трансформации, орал на обе участвовавшие стороны.
- Идиоты, вы в курсе, что вчера один из второкурсников чуть не лишился зверя, а первокурснику-вампиру выбили глаз? Вы хотите вылететь из Школы? Вы, те, кто в будущем планирует воплощать законность в стране?
Валяющиеся на земле студенты, а на всякий случай лег даже оставшийся на ногах после драки вампир, стыдливо молчали.
Вылезшая из кустов поцарапанная Шани доползла до Брайана и обиженно зашептала, показывая пальцам на Итана. За что тут же получила от медведя подзатыльник и ошарашенно замолчала.
- Совсем с ума посходили, - не мог успокоиться Итан, когда мы уже поднимались по лестнице, - целый день драки разнимаю. Ректор чуть дядю не уволил, говорит, оборотни совсем озверели...
Он закрыл за нами дверь своей комнаты и сел на кровать.
- А хуже всего... Я! Я тоже хочу подраться. Даже руки зудят.
Он стукнул кулаком по кровати, чуть не разломав остов.
- Что происходит, Мари?
Я присела рядом, взяла подергивающиеся пальцы и прижала к своей щеке. Стучало сердце.
Он порывисто развернулся и, сжав в объятиях, сильно, почти болезненно, поцеловал меня. Я впилась в губы ответно.
Мы зарычали.
Не только ему хотелось подраться. Я едва сдерживалась от мечущихся во мне эмоций, вопящей и беснующейся пантеры. Изнутри колотило, по телу волнами проходила дрожь. Ответно дрожал Итан.
Совершенно непонятно, почему я пошла в мужское общежитие, хотела же расстаться с ним на развилке. Как я вообще оказалась в комнате? Это было странно. Но совсем не осталось сил думать. Мне было больно думать.
Итан, ожесточенно рыча, разрывал на мне одежду. Я раздергивала на куски его рубашку и, блаженно урча укусила, когда, наконец, добралась до теплого тела.
Меня отцепили рывком, и как шкурку с фрукта, сорвали остатки тряпок.
В комнате плыл тягучий сносящий все запреты и осторожности запах звериного желания. Итан пах... умопомрачительно. Теперь я понимаю, что чувствуют блошки, изнывая под феромонами партнеров.
Тягу, болезненную, скручивающую, заставляющую дрожать и умолять. Когда он уронил меня на пол, прямо на кучу нашей одежды вперемешку с одеялами и бельем, мне захотелось грызть тряпки, потому что двинуться под тяжелой рукой я не могла, а желание кусать сводило зубы.
Агрх... Огонь. Пронзающий. Он вошел сразу, по готовому влажному пылающему входу. И продолжил вдавливать. Под мои крики и остервенелое рычание, смешанное с жеванием рукава рубашки.
А потом еще и еще. Он становился все больше. А мне было мало. Я звала, просила и умоляла.
Пару раз в дверь постучали, кто-то в коридоре недовольно бубнил и ругался. С трудом поняв, что мы мешаем спать соседям, я закусила угол одеяла, и нас оставили в покое.
Тигр вцепился мне в основание шеи и драл. Иногда замирая после кульминации, поворачивая меня в боковое положение, а потом опять продолжая - сначала медленно, затем быстрее.
Пару раз он переворачивал меня на спину и неистово целовал, не давая кричать, разрешая покусывать и сосать свой язык. Я вцеплялась ему в плечи. И кончала, в боли и удовольствии. Бесконечной боли и фантастическом удовольствии.
Иногда мы дремали. Мне кажется, под утро даже ухитрились поспать. По крайней мере, когда я выползла из-под Итана, он спал. Было сумрачно и тихо. Глаза болели, впрочем, как и все тело. Между ног пылало и пекло. Скорее всего, от этого я и проснулась, выплыла из усталого забытья.
Дрожащими руками я натянула первые же найденные в комнате мужские штаны и пиджак.
Общежитие еще спало, когда я, качаясь как сомнамбула, поскуливая и кусая губы, вернулась к себе в комнату.
Зайдя в ванну, роняя по дороге одежду, я крутила трясущимися руками вентили подачи воды и пыталась привести мысли в порядок.
Мне было страшно. От ужаса даже подташнивало, кружилась голова.
Потому что мои ладони опять были изрезаны. И опять не заживали.
Ими я гладила Итана после боя в Лихорадке. Ими я обнимала его сегодня ночью.
Моргая от льющейся воды, я смотрела на странные раны. Уколы и разрезы.
С кем или с чем я провела эту ночь? Как я получила повреждения?
Уже ложась в постель, протянула руку и взяла продолжающими трястись пальцами письмо с тумбочки, которое так и не прочитала со вчерашнего дня. И думала, что не прочту. А сейчас почему-то открыла сложенный лист.
Рукой Криса на желтоватой бумаге было написано:
"Раны сердца не заживают, особенно, когда мы нанесли их себе сами".
Далее что-то про выбор, который он сделал и то, что посылает это письмо с вокзала в надежде на мое проживание в той же комнате.
Все это было уже неважно. Крис приехал, но волновал меня не он, а случайно совпавшие слова про раны.
Я размышляла над ранами сердца. Над тем, как невыносим для меня обман.
Что... Что скрыл от меня Итан?
Глава 10. Тихие воды имеют глубокое течение
"Still waters run deep" (присловье, означающее, что за любым событием всегда стоит другое, более раннее. У всего есть причина, иногда - не одна)
Когда я одевалась на первую пару, неожиданно пришло письмо от тигра: "Нам нужно увидеться. Где ты?"
Что делать, если ты подозреваешь любимого? Можно затаиться и понаблюдать, можно помучиться и поволноваться. В любом из этих случаев мы начинаем допускать в сердце своем, что, возможно, он не пара, возможно, он только использует, а не любит по-настоящему.
А я предпочту лучше оказаться в итоге обманутой, нежели обманывающей сама. Поэтому решила говорить откровенно. Уже были отношения с Крисом, когда мы таились друг от друга, ничем хорошим это в моем случае не закончилось.
Будучи не так свободна в средствах как наследник тигриного клана, я со вздохом раскрыла новую упаковку летунов и написала на хрустком листе:
"Иду в лечебный корпус перед учебой".
Поэтому совершенно не удивилась, через десять минут встретив Итана по пути на перевязку. Он стоял прямо на дороге натянутой струной, с бугрящимися плечами и сжатой челюстью, вглядывался мне в лицо сощуренными глазами. А потом раскинул руки, и я бросилась ему в объятия.
