Некоторое время Кин-Кин, которая поняла, что события выходят за рамки ее возможностей, ловила ртом воздух. Потом поджала губы.
-Мне кажется, вы рано списываете со счетов наше гнездо. Мне нужно срочно поговорить с Генрихом и братьями Маури. Я подозреваю причины, по которым они не хотели, чтобы Филиппа заговорила, но на всякий случае проверю все лично.
-Эй! - я чуть не подскочила с кровати. Удержала меня только тяжелая рука оборотня. - Я сама хочу поговорить с Маури.
-Вас на порог в замок не пустят. А встретиться с близнецами не торопись, восстанови сначала силы, - и она выплыла из комнаты. Было слышно, как в гостиной ее шаги ускорились. И в коридор она выскочила практически бегом.
К Генриху спешит. И скорее всего зря, вряд ли новый сир Гнезда захочет ссориться с соседом на основании показаний заезжей магички. Здесь нужны доказательства повесомей.
Корнуэлл спокойно поднялся, закрыл дверь на замок и вернулся в спальню. Я уже поняла, что мы находились в номере гостиницы миссис Морицы. Неожиданно мне стало неловко, рубашка показалась чрезмерно прозрачной и откровенно декольтированной, а взгляд оборотня, остановившегося на пороге, слишком пытливым. Покраснев, я облизнула и прикусила нижнюю губу.
Глава 25. Горячее восстановление
-Я... Какой из меня слуга?
-Никакой, - легко согласился оборотень, подходя к кровати.
-Я категорически против. И буду сопротивляться.
-Уже жалею главу Белого Крыла, ты же его кровь выпила. Поэтому мы завтра же поедем к нему и решим вопрос.
-Слушай. А если он прибьется чем-нибудь, предположим, случайно. Я же освобожусь?
Люшер завалился на вторую сторону широкой постели и захохотал.
-С таким слугой не удивлюсь, что он со временем действительно прибьется, причем сам. Но не паникуй раньше времени, мы попробуем договориться, я его... знаю.
Я с облегчением выдохнула. Чувствовала я себя все бодрее, и причиной усиленной регенерации были точно не мои израсходованные в ноль кольца восстановления. Если во мне кровь вампира... о...
-А как твой волк? Он же, наверное, запах неприятный чувствует?
-Ушел.
-Что? - я застыла.
-Даже точно не знаю - когда. Из подземелья вышли, ты без сознания, суматоха, доктора... Не до него было, а сейчас не чувствую его, затаился негодяй.
Я переплела пальцы, чтобы он не увидел начавшуюся дрожь. Все время нашего знакомства я ощущала симпатию волка, по тому, как, глядя на меня, загорались расплавленным золотом глаза, как хищно смотрел на меня оборотень в лесу перед путешествием в замок, даже по легкому трепетанию ноздрей и довольной улыбке я понимала - его волк доволен.
Если мой запах вдруг стал противен второй ипостаси, у нас с Корнуэллом почти нет шанса дальнейших отношений. Оборотни не могут долго спорить со своим животным, это для них противоестественно, как шизофрения.
А со мной точно было что-то нет так. В комнате плотно зашторены окна, еле включены светильники, а я прекрасно, до малейшей детали вижу окружающие предметы, переплетение нитей на бельевой ткани, крошечные волоски на своих руках.
-Значит я все же пахну вампиром, и поэтому волк ушел. Я совсем тебе разонравилась?
Не знаю что углядел мужчина, потому что мой голос был ровен, а лицо спокойно и сдержанно, но Корнуэлл вдруг сел, сгреб меня в объятия и взгромоздил на колени.
-Эй, а мое мнение как человека в расчет не идет? Ты мне нравишься, Эфа. Твой огонь, упрямство, честность, бесстрашие. МНЕ нравишься.
-Ты - оборотень, - напомнила я потухшим голосом.
-Шерстяной мешок подумает и вернется, - жестко сказал Корнуэлл. - Я его за уши приволоку. И со мной, и с тобой может случиться всякое. От потери ноги до тяжелого заболевания, и что - партнеру сразу убегать?
Он жестко схватил меня за лицо, как любил - сжав подбородок между указательным и большим пальцем. Повернул мою голову к себе и усмехнулся горько.
-Случится может все, Эфа. Но если собираешься стать моей напарницей, принимай меня любым и помогай до самого конца, понятно? Как я готов принять тебя.
Его глаза оказались неожиданно близко. В них не было того пугающего животного голода, который я видела раньше. Только серая упрямая сталь человеческого взгляда. Идеально прямой нос с изящно вырезанными ноздрями. Суровый рот... который все чаще стал улыбаться именно для меня.
Я, ограниченная железной хваткой пальцев, еле заметно согласно качнула головой. Я хотела принять его, как он сказал. Полностью.
Сильный, тяжелый поцелуй, словно печать скрепляющий нас, обрушился на меня.
Его губы были властными и греховными. Жадность касания ошеломила, заставила дрожать от обжигающе острых ощущений. Когда Корнуэлл углубил поцелуй и ворвался языком, внизу сладко и томительно скрутило. Как стрелой в цель. Мое тело помнило о наслаждении, которое дарил оборотень в лесу и радостно отзывалось на его касания.
Я сжала пальцами его руку, поцеловала в ответ, неумело и горячо, так сильно как могла. И оборотень глухо застонал мне прямо в рот.
Сидеть в полупрозрачной ночной рубашке, прислонившись в нему спиной и принимать запрокинутым лицом его жалящие поцелуи было головокружительно порочно, но совершенно мало.
Я дернула за шнуровку у себя на шее, распустив стягивающие ленты и приоткрывая грудь. Мужская рука начала оглаживать ноющие холмики, принося временное облегчение.
-Ты моя девочка, - с трудом разорвав единение губ, сказал Корнуэлл, по- прежнему удерживая меня за подбородок.
-Да, твоя, - выдохнула я.
Мы смотрели друг другу в глаза, касаясь лбами. А его пальцы ласкали то одну, то вторую грудь, все больше распуская завязку на рубашке. Мне хотелось плакать, что у него так мало рук и я не могу вжаться в них вся, полностью. Утонуть, спрятаться в нежащих меня ладонях.
От касаний вершинки затвердели и вытянулись крошечными зовущими пирамидками. Я стонала от ласк и хотела еще. Когда меня опрокинули на кровать, я только тянулась к нему и жалобно шептала:
-Корнуэлл.
-Люшер, - хрипло сказал он. - Это мое настоящее имя. Я хочу услышать, как ты назовешь меня «Люшер». Никогда раньше не хотел его слышать, мне вообще все равно кем меня называют. Имена ничто. Но сейчас, пожалуйста, зови меня по настоящему имени, Эфа. Моя девочка. Моя заноза.
Одежду на себе Корнуэлл просто разорвал. Я завороженно смотрела как она разлетается клочьями в стороны, опадая где-то за изножьем кровати. Миг и надо мной нависает обнаженный оборотень. Это было бы пугающе, если бы не было так прекрасно.
На фоне неяркого света настенных ламп рельефы плеч и рук играли перекатами мышц. Пряди волос упали Корнуэллу на лоб.
-Замри, - сказала я, подняв руку и погладив по твердому плато грудной клетки с крошечными темными как капли сосками.
