Он заметил, что жует с громким, оглушительным чавканьем, и понадеялся, что выглядит крутым, а не просто оголодавшим человеком.
– Это не важно. Может быть, я не так выразился. Беда в другом: ее не могут найти.
Маи против воли улыбнулась. Ива заставила их побегать.
– Это вы отвезли ее в больницу?
Делл с облегчением подумал, что хотя бы на этот вопрос он знает ответ.
– Нет. Меня вызвали на поиски, когда она пропала.
Маи понравилось, что ее просят помочь в поисках. Она улыбнулась и сказала:
– Наверное, она все равно вернется в салон. Но сначала она еще кое-куда сходит. Я, кажется, знаю куда. Заберите меня с уроков.
Деллу ее слова не понравились. Это вам не сериал «Закон и порядок в Бейкерсфилде». И они – не напарники-полицейские, борцы с преступным миром. Пусть Маи даст ему пару наметок – и хватит с нее.
Делл забормотал:
– Ну, я не… в смысле, не затем…
Но Маи уже встала со стула и направилась к двери.
Глава 28
Я открываю глаза и вижу у себя перед носом пару зеленых туфель без шнурков.
Эти туфли мне знакомы.
Носок одной туфли осторожно тычется в мой левый ботинок – кажется, уже не в первый раз.
Но я застряла между креслом-пончиком и стеной. Приходится как-то протискиваться.
Выбравшись, я вижу свою взрослую подругу. Она шепчет:
– Тебя ищут.
Я-прежняя захлебнулась бы от непереносимого чувства стыда и вины.
Но теперь – ничего подобного.
Маи наклоняется и разглядывает меня.
– У тебя шов. Скоро снимут?
Я поднимаю руку и щупаю глабеллу. Я и забыла о том бешеном слоне.
Я бормочу:
– Это викрил, полигликолиевая кислота. В процессе гидролиза она абсорбируется без остатка. И снимать не надо.
Кажется, Маи понимает основной принцип абсорбции.
– Тебе больно?
Сейчас лоб у меня не болит, зато от сна на полу разболелось бедро.
Что касается всего остального, то чувства отупели и я даже не могу сказать, где болит, а где не болит. Я заставляю себя сесть, и правая рука сама собой поднимается к щеке.
На пол-лица у меня – отпечаток узора на ковре. Долго же я спала.
Маи говорит:
– Тебя ищет Делл Дьюк. Наверное, пообещали какое-то вознаграждение – он прямо носом землю роет.
Маи улыбается доброй и одновременно проказливой улыбкой.
Мне она очень нравится.
Делл сразу звонит в соцслужбу и сообщает новость. Я все слышу.
Он вне себя от возбуждения.
Я залезаю в его машину и сажусь на заднее сиденье рядом с Маи, как будто мы едем в такси (хотя никакое это не такси).
Делл намеревается отвезти меня обратно в Центр защиты детей, но Маи, образно выражаясь, встает на дыбы.
Она говорит, что нам нужно к какому-то «Счастливому Джеку», где продают пирожки и бургеры.
Спорить с ней бесполезно.
И не только потому, что она угрожает открыть дверь и выскочить из машины на ходу, если Делл ее не послушает.
Мне Маи шепотом говорит, что никогда еще не бывала в «Счастливом Джеке», зато много раз проезжала мимо, а мне кажется, будто она интуитивно полагает, что кафе со словом «Счастливый» поможет нам отыскать верный путь.
Она говорит, что хочет попробовать тамошнюю картошку фри.
Маи худенькая, но я начинаю понимать, что аппетит у нее волчий, особенно когда доходит до еды, которая ей прежде не доставалась.
Я не говорю ей о том, что в долгосрочной перспективе питание картошкой приводит к неблагоприятным последствиям, в том числе – к подростковому ожирению.
Советов о здоровье и питании я больше не раздаю.
В «Счастливом Джеке» мы с Маи садимся за стол – глаза у меня совсем распухли, – и она заказывает мне кусок торта с арахисовым маслом и шоколадом.
Мы устроились в самой дальней части кафе, и я сразу вижу, что Маи здесь нравится.
Она говорит, что здесь уютно.
Я хоть и с трудом, но все же выдавливаю из себя, что хочу стакан горячей воды с медом и тремя столовыми ложками белого уксуса. Это крепче, чем я обычно пью.
Делл заказывает чашку кофе.
Школьный психолог сегодня какой-то странный: то выглядит страшно довольным, то вдруг начинает дергаться.
Впрочем, мне его метания безразличны.
Мне вообще все безразлично, так что разницы никакой.
Когда нам приносят еду, Делл встает и идет помыть руки. Но я замечаю взгляд, который он бросает на нас через плечо, прежде чем шагнуть в скрипучую дверь мужского туалета.
Взгляд говорит, что Делл боится, как бы мы не сбежали снова.
Впрочем, беспокоиться ему не о чем. Я точно знаю, что, пока картошка не съедена, Маи не сделает ни шагу.
А мне больше некуда бежать.
Но как только Делл уходит, Маи встает из-за стола.
Я вижу, как она обращается к официантке, очень пожилой – наверное, уже правнуки есть. Или могли бы быть, судя по возрасту. У официантки очень доброе лицо. Я думаю: а согласилась бы она взять к себе двенадцатилетнюю девочку и заботиться о ней?
Я ухитряюсь проглотить несколько кусочков торта.
Я стараюсь избегать рафинированного сахара, но шоколад и арахисовое масло – великолепное сочетание.
Впрочем, сейчас торт на вкус – как опилки.
Маи возвращается, и мы заводим разговор на вьетнамском. Точнее, это Маи говорит по-вьетнамски. Я только слушаю.
Маи жует вовсю. Возвращается Делл и машет официантке.
Он просит счет, а официантка отвечает:
– Не спеши, сыночка, еще не все готово. Подожди чуть-чуть.
Делл смотрит на Маи, но у той каменное лицо.
Я примеряю к Деллу Дьюку слово «сыночка».
Звучит как оскорбление.
Особенно если учесть, что женщина надеется на чаевые.
А потом я понимаю, что официантка рассчитывала именно на такой эффект. Теперь Делл дергается еще сильнее.
А я в упор смотрю на кусок шоколадного торта с арахисовым маслом – на боку два надкуса, – и думаю, как же оно все так вышло.
Следующий шаг на моем пути тоже придумывает Маи.
Она выясняет, что у Делла в квартире две спальни.
Она что-то говорит, и, вслушавшись, я понимаю, что она объясняет, что у ее семьи неподходящие жилищные условия и поэтому меня им не отдадут.
