— То, что вы видели из окна столовой, сходно с тем, что минуту назад видела я. Но мое видение было много хуже.
Ее рука сжалась еще крепче.
— Что это было?
— Какой-то чужой человек. Заглядывал в окно.
— Что за человек?
— Не имею понятия.
Миссис Гроуз тщательно озиралась кругом.
— Так куда же он делся?
— И этого не знаю.
— А раньше вы его видели?
— Да, однажды. На старой башне.
Она только еще пристальнее взглянула на меня.
— Вы думаете, что это был чужой?
— Ну, еще бы!
— И все-таки вы мне ничего не сказали?
— Нет, на то были причины. Однако сейчас, когда вы уже догадались…
Круглые глаза миссис Гроуз отразили мое обвинение.
— Ох, нет, я не догадалась! — очень просто сказала она. — Где уж мне было догадаться, когда и вы не могли?
— Ни в коей мере.
— Вы нигде его не видели, кроме как на башне?
— И вот только что, на этом самом месте.
Миссис Гроуз снова огляделась.
— Что же он делал на башне?
— Просто стоял там и смотрел на меня сверху.
Она подумала с минуту.
— Это был джентльмен?
Тут я даже не задумалась.
— Нет.
Она глядела на меня еще удивленнее.
— Нет.
— Тогда, может быть, кто-нибудь из здешних? Может быть, кто-нибудь из деревни?
— Нет, не здешний… не здешний. Вам я не говорила, но я это проверила. Она вздохнула со смутным облегчением: странное дело, так ей показалось много лучше. Но это еще ничего не доказывало.
— Но если он не джентльмен…
— То что это такое? Это ужас.
— Ужас?
— Это… господи, помоги мне, но я не знаю, кто он такой!
Миссис Гроуз еще раз оглянулась вокруг: она остановила взгляд на темнеющей дали, затем, собравшись с духом, снова повернулась ко мне с неожиданной непоследовательностью:
— Нам бы пора в церковь.
— Я не в состоянии идти в церковь.
— Разве вам это не поможет?
— Вот им не поможет!.. — Я кивком головы указала на дом.
— Детям?
— Я не могу сейчас их оставить.
— Вы боитесь?…
Я решительно ответила:
— Да. Боюсь его.
При этом на широком лице миссис Гроуз впервые показался далекий и слабый проблеск ясного понимания. Я различила на нем запоздалый свет какой-то мысли, которую не я ей внушила и которая была еще темна мне самой. Мне вспоминается, как я почувствовала, будто что-то передалось мне от миссис Гроуз и что это связано с только что проявленным ею желанием узнать больше.
— Когда это было… на башне?
— В середине месяца. В этот самый час.
— Почти в темноте? — спросила миссис Гроуз.
— О, нет, было совсем светло. Я его видела, вот как вижу вас.
— Так как же он вошел туда?
— И как он вышел? — улыбнулась я. — У меня не было возможности спросить его! Вы же видите, нынче вечером ему не удалось войти, — продолжала я.
— Он только заглядывал в окно?
— Надеюсь, дело этим и кончится!
Тут она выпустила мою руку и слегка отвернулась. Я подождала с минуту, потом решительно сказала:
— Идите в церковь. Всего вам хорошего. А мне надо их стеречь.
Она снова медленно повернулась ко мне.
— Вы боитесь за них?
Мы обменялись еще одним долгим взглядом.
— А вы?
Вместо ответа она подошла ближе к окну и на минуту прижалась лицом к стеклу.
— Вы видите то, что и он видел, — тем временем продолжала я.
Она не шевельнулась.
— Сколько он здесь пробыл?
— Пока я не вышла. Я бросилась ему навстречу.
Миссис Гроуз наконец обернулась, и ее лицо выразило все остальное.
— Я бы не могла так!
— Я тоже не могла бы, — опять улыбнулась я. — Но все-таки вышла. Я знаю свой долг.
— И я свой знаю, — возразила она, после чего прибавила: — На кого он похож?
— Мне до смерти хотелось бы ответить вам на ваш вопрос, но он ни на кого не похож.
— Ни на кого? — эхом отозвалась она.
— Он был без шляпы.
И, заметив по ее лицу, что она уже в этом одном увидела начало портрета и встревожилась еще сильнее, я стала быстро добавлять черту за чертой.
— У него рыжие волосы, ярко-рыжие, мелко вьющиеся, и бледное длинное лицо с правильными, красивыми чертами и маленькими, непривычной формы бакенами, такими же рыжими, как волосы. Брови у него, однако, темнее, сильно изогнуты и кажутся очень подвижными. Глаза зоркие, странные — очень странные; я помню ясно только одно, что они довольно маленькие и с очень пристальным взглядом. Рот большой, губы тонкие, и, кроме коротких бакенов, все лицо чисто выбрито. У меня такое впечатление, что в нем было что-то актерское.
— Актерское?
Невозможно было походить на актрису меньше, чем миссис Гроуз в эту минуту.
— Я никогда актеров не видела, но именно так их себе представляю. Он высокий, подвижный, держится прямо, но ни в коем — нет, ни в коем случае не джентльмен! — продолжала я.
Лицо моей товарки побелело при этих словах, круглые глаза остановились и мягкий рот раскрылся.
— Джентльмен? — ахнула она растерянно и смятенно. — Это он-то джентльмен?
— Так вы его знаете?
Она, видимо, старалась держать себя в руках.
— А он красивый?
Я поняла, как ей помочь.
— Замечательно красивый!
— И одет?…
— В платье с чужого плеча. Оно щегольское, но не его собственное.
У нее вырвался сдавленный, подтверждающий стон.
— Оно хозяйское!
Я подхватила:
— Так вы знаете его?
— Квинт!
[4] — воскликнула она.
— Квинт?
— Питер Квинт, его личный слуга, его лакей, когда он жил здесь.
— Когда милорд был здесь?
