– Ты.
И Кайд еще раз прокрутил кадр, где рука неизвестного мужчины почти отрывает карман куртки Эльконто. Той самой куртки, в которой Дэйн явился сюда защищать внука Матвеевны. Все для того, чтобы гости не колотились в дверь, не пугали мою бабушку.
А дальше Капсулар действительно выскальзывал из кармана Эльконто, падал на бетонный пол и подкатывался к порогу квартиры Матвеевны.
– Да не мог я! – снайпер теперь ревел, как бык. И все еще был уверен, что «не мог», хотя происходящее, благодаря Дварту, видел сам. – Я его в жизни до этого не видел!
Дварт шумно и тяжело выдохнул. Опустил руки. Исчез коридор, вернулась на место привычная гостиная – «сдвиг» закончился. Стало легче дышать и думать, исчезли тошнота и вата из головы.
Все-таки этот процесс Дварту не давался так легко, как казалось поначалу: я пятым чувством ощущала, как истощился от проделанной работы его ресурс. Кайд опустился в кресло, где до того, как раствориться, сидела Матвеевна. На улице пасмурно, и сквозь занавески света немного, в комнате полумрак. У меня только сейчас, кажется, начала работать голова. Мы какое-то время молчали: Кайд просто передыхал, Дэйн ломал голову над принесенным случайно на Землю Капсуларом.
– Объект точно не принадлежит Уровням? – зачем-то спросила я.
– Точно. – Дварт не сомневался.
– Ладно, – пока Эльконто молчал, я решила прояснить то, что беспокоило меня сильнее всего, – а где теперь Матвеевна?
Тишина, исходящая от Кайда, мне не нравилась.
– Она… в нигде. Если человеческими словами.
Стало муторно, неприятно.
– Она живая?
– Да. Она живая. Но постоянно находится на границе между прошлым и настоящим. Вне времени.
– Что это за идиотичная штука такая, которая помещает человека в нигде? – пробухтел снайпер, но ему никто не ответил.
– Ты… можешь ее вернуть?
Глаза Дварта прищуренные, радужка синяя, несмотря на недостаток света. Эра, наверное, часто его глазами любуется.
– Могу. – Что-то неправильное было в его ответе, нехорошее. Что именно, он пояснил через паузу. – С большим риском выдернуть ее оттуда неправильно, и сложить в настоящем… не той же самой личностью.
У меня пересохло во рту.
– Но… ее вообще возможно оттуда достать?
– Я думаю, да. Но заниматься этим должен сам Дрейк. Или Джон. Кто-то, кто может сразу же ввинтить в ее воспоминания нужный пласт памяти, чтобы восприятие не пошатнулось.
Кажется, вата из моей башки ушла не вся, но стало ясно, что дальше к Дрейку.
– А пока Матвеевна так и будет там висеть? В нигде?
– Да. – Кайд уловил мое беспокойство. – Ей там, собственно, ничего не угрожает.
– А голод? Обезвоживание?
– Нет. Она там… не в привычном виде, в котором сформированы физические тела. Сложно объяснить. Время для нее не идет, хотя сознание, скорее всего, пребывает в тревожном состоянии.
В общем, ясно, что ничего не ясно. От голода Матвеевна не умрет, но пребывает она не то в прошлом, не то во временном кармане, откуда так просто не выбраться. Хорошо, что живая. И теперь понятно, почему я не смогла к ней переместиться. Плохо, что она вообще туда попала.
– И как? – Дэйн задал вопрос, крутившийся у меня на языке. – Как я мог принести сюда штуковину, о которой ничего не знал?
– Я могу сделать скан, – Дварт помолчал, – уже не объемный – прямой. И довольно быстрый. Чтобы понять, как и когда она появилась у тебя. Но…
– Что – но?
– Но он болезненный.
– В первый раз, что ли?
Эльконто поднялся с дивана, готовый вытерпеть любую боль, лишь бы получить ясность. И, когда он – самый высокий парень в отряде – встал напротив Дварта, стало видно, что они одинаковы по росту. Только Дэйн – бугай, настоящий медведь, а Кайд сложен пропорционально, классически.
– Давай, – Эльконто почесал переносицу и выказал готовность смотреть Дварту в глаза. «Я должен это выяснить» – заявляла его решимость. Впрочем, если бы выяснилось, что Капсулар подкинула Матвеевне я, пусть даже неосознанно, я бы тоже согласилась на скан.
И Кайд ввинтился в чужую память. Подсветились синие глаза, сделались красивыми и пугающе нереальными; сжались желваки на челюсти Дэйна – боль выстрелила ему в мозг. Я же думала о том, что Дварт – это «три в одном». И сенсор, и менталист, и еще бог знает кто. Он просто нереально крут, а я живу с тем, кто может уложить Дварта на спину одним движением мизинца – кажется, в моем разуме от этой иерархии окончательно расплавились все шестерни.
Дэйн ближе к завершению процесса все-таки зарычал – зло, как человек, не желающий, чтобы агония взяла над ним верх. Но Кайд к этому моменту прервался. Выдохнул, качнул головой.
– Ты его и перенес на Уровни.
– Я?!
– Да. Через один из твоих странных снов.
– Кошмаров? – не выдержала и встряла я. – Тех самых, куда Эльконто начал проваливаться?
– Около двух недель назад Капсулара не было на Уровнях. А после пробуждения он был прикреплен к твоему телу – кто-то подкинул его тебе, я так думаю. Извне.
Из какого «вне», я боялась даже спрашивать.
– … он был сформирован в виде неплотной энергии, но, спустя какое-то время, здесь завершил трансформацию. Когда ты поднялся утром с кровати, то стряхнул его с себя – подумал, что к телу прилипла какая-то дрянь. Его хотела выбросить при уборке Ани, но бросила тебе в карман куртки – тоже подумала, что это пуговица. Решила пришить ее, когда ты вернешься с работы. В карман – чтобы не потерялась.
– Класс. – Такого едкого выражения на лице Дэйна я не видела давно. – То есть кто-то использовал меня, чтобы перекинуть эту дрянь из своего мира на Уровни, а я подкинул его бедной бабке?
– Выходит, так.
У Дварта запищал браслет на запястье.
– Я должен идти, – он посмотрел на Дэйна, на меня, – у меня срочное задание.
– Да, конечно, – кивнула я, – спасибо, что помог.
Он даже не попрощался. Нырнул боком в ртуть, которой стал воздух в квартире Матвеевны, – в мгновенно созданный портал, и был таков.
Снова тихо, снова темно.
Пусто. Все смотрит из-за стекла портрет семилетнего внука; сама хозяйка неизвестно где. И неизвестно, как ей помочь.
Дэйн покачал головой, глядя на то место, где едва заметно шевелился после ухода Кайда воздух.
– После таких трюков я чувствую себя импотентом.
Я знала, о чем он – о наглядных возможностях Дварта.Хочешь – отмотаю время назад, хочешь – вырежу портал среди комнаты.
– Если честно, я тоже.
Мы помолчали. И Эльконто, чьи белки глаз стали красными от вмешательства в память, спросил: