– Go, Sonia, go! – кричали они.
Подбадривал ее и учитель.
– Go, Sonia, go!
Соня бежала все быстрее и быстрее, холодный ветер свистел в ушах, к финишу пришла первой. Учитель поздравил ее и объяснил, что go – это ходьба, а не бег, и он просто хотел, чтобы она перестала бежать.
Когда я встречаю людей, которые хотят уехать, но почему-то этого не делают, чаще всего они говорят: ну ладно я, переехать несложно, но у меня же дети…
Как будто дети – это что-то, что сложно перевезти.
Это очень ошибочное ощущение.
Сложно перевезти антикварный комод. Любимые тарелки и чашки императорского фарфора. И пианино «Красный Октябрь».
Все остальное, включая детей, перевезти легко.
В Марселе мы оказались, в частности, потому, что на юге британская школа оказалась дешевле, чем в Париже. Дешевле, но все равно стоила, как чугунный мост. Через полгода после переезда евро вырос с 45 до 100 рублей. Мы пошли к хозяевам нашего дома, которые согласились снизить стоимость аренды на 200 евро. Пошли в школу и честно признались, что в следующем году не сможем оплачивать обучение.
Мы просматривали уже восемнадцатую районную французскую школу, когда позвонил директор и сказал:
– Ваши дети – очень важные для нашей школы ученики. И мы считаем своим долгом помогать перспективным детям. Мы сделаем вам скидку. Платите за одного, а учиться будут двое.
С тех пор дети стали учиться усерднее.
И мы переехали из деревни в город, потому что с детьми делать в деревне нечего.
В городе при этом предстояло найти квартиру. Думаете, кто-то хочет сдавать квартиру семье с тремя детьми при наличии закона о том, что с детьми нельзя выселить даже тех, кто не платит, зато с полным отсутствием гарантов и долгосрочного контракта на работу во Франции? Это практически невозможно. Каждый раз тебе приходится доказывать, что ты честный, хороший, нормальный человек, и дети у тебя хорошие, и страна ничего, и еще улыбаться, когда они в ответ сообщают, что любят Путина.
Хорошо, что детям это совсем неважно.
Дети – легкие на подъем, они почти всегда первыми адаптируются в новых обстоятельствах, находят друзей, подхватывают язык, как простуду, и очень часто именно дети – ваша официальная причина, по которой вы можете остаться в стране. Долгую визу или вид на жительство проще всего получить, если ребенок родился в этой стране или учится в ней. По правилам любой европейской страны это я сопровождаю ребенка, который всегда имеет право на образование, даже бесплатное, а не он меня.
В городе Арсений пошел в театральную студию на английском языке. В театральной студии занимались все желающие – от 15 до 99. Причем 15 было только Арсению, остальным – около 80.
Первый спектакль, который они поставили, оказался очень современным. Получив свой монолог, Арсений задумался и решил спросить у нас, какое воздействие оказывает на организм ЛСД, марихуана и экстази. Современность спектакля не была преувеличением, он был о том, что разрушает современного человека.
Тогда как общество создает его. В отрыве от дома нас почти ничего не создавало, если бы не дети. В деревне нашим единственным обществом и источником знаний о жизни за пределами леса были именно они.
Когда у нас появился новый маленький ребенок Зоя, выяснилось, что получить вид на жительство легче всего, если ребенок пойдет в государственный (или даже частный) садик. А также стало известно, что любовь всех европейцев можно завоевать, выехав на улицу с коляской. Каждый второй считал своим долгом заглянуть в нее, спросить: сколько месяцев? можно ли посмотреть коляску? телефон – ваш наркотик? И прочее. Меня это страшно бесило, я думала, что все это потому, что я дикая орхидея, а они – тепличные ромашки. Однако Максим Кронгауз как-то объяснил, что это из-за разницы в понимании вежливости: для французов, например, проявить вежливость – это броситься к вам на улице и проявить интерес (догнать и проявить еще раз), для нас же быть вежливым – пройти мимо, сделав вид, что рядом подул ветерок, а не человек прошел. (Иногда я иду, а они с балкона свешиваются, улыбаются и говорят с моим ребенком.)
Вообще, ребенок – самый прямой путь к социализации. Любви, суматохе и хаосу. А в эмиграции еще и к унижениям: вот эти все скидки в школе, детские врачи, к которым не попасть. Наш первый местный педиатр говорила со мной, как с идиоткой. Мне хотелось сказать ей: послушайте, у меня есть высшее образование, я не жена-нахлебница француза, у меня даже страховки толком нет, и я плачу вам собственной банковской карточкой, почему вы так со мной разговариваете? Только потому, что я понимаю не все слова?
Хорошо, что детям на все это наплевать.
Однажды я была на детской елке, организованной русской ассоциацией под руководством княжны Тамары (не спрашивайте). Елка проходила в районном марсельском ДК (облезлые стулья, старые шифоньеры, осыпавшаяся штукатурка, будто это не Франция, а Нижние Катышки). Давали пьесу «Маша и Ванья» о злой Бабье-яге, которая украла Дьеда Мороза, правда, об этом стало известно через час после летней сказки о гусях-лебедях. Актерский состав: француженка, которая окончила ГИТИС, итальянка (в ролях Маши, Ваньи, печки, яблоньки, ручейка, речки, ежа, Бабы-яги), голос за кадром (с акцентом).
– Купите детской подарок? – кинулась ко мне какая-то женщина в антракте. – Хотите аквагрим?
В общем, я бежала оттуда огородами, а могла бы социализироваться. Но это же люди не моего круга – страшно представить, что я должна с ними общаться. Короче, это я дикая, а дети – нет.
Как-то раз в Израиле мы с детьми попали под ливень. Промокнув насквозь, мы наконец добрались до отеля. То был отель самообслуживания: входишь по коду, достаешь из ящичка ключ от номера, все. Как в «Иронии судьбы», код сработал, ключ подошел, дверь открылась, мы ввалились в номер и принялись мыться и сушиться. Дети попрыгали на кровати и помяли ее. Мы накидали волос в душ и натрясли песка на ковер, когда вдруг заметили в шкафу одежду, а в углу чемодан. Примерно пять минут нам потребовалось для того, чтобы сверить адрес в письме, понять, что наш отель на другой улице, собрать свои вещи и выбежать, весело хохоча, обратно под дождь.
Под кроватью остались кеды.
Когда куда-то едешь с детьми, главное – не терять собственную голову. И сохранять спокойствие.
Благодаря детям мы знаем, что есть такое международное дурацкое движение рукой: дэп. Что есть слова «страглиться» и «дамн герл». Что главная дискотека юга – «Мистраль». Что можно залезть на гору и спуститься с нее. Что лучший мультик – «Мимимишки». Что надо носить такие платья. Розовые. Такие кепки. Такие шапки. Вообще с детьми классно. И главное галерее Лафайет совсем не страшно уезжать.
И даже возвращаться – с еще одним мальчиком в животе.
Глава двадцать вторая О пользе жалоб
Эту главу я пишу в подвале. Нет, меня не заперли, хотя похоже на фильм ужасов: здесь две запертые намертво двери, окна в пыльный коридор с какими-то чанами, холодный больничный свет, железная кровать с полосатым матрасом и два туалета. Синяя борода мог бы тут держать двенадцать заложников. Здесь могли бы снимать фильм «Сплит». Здесь могла бы быть пыточная. Или винный погреб, потому что тут прохладно и влажно.
