«Таких башен мы не видели ни в стенах Антиохии, ни Константинополя, ни Алеппо, ни иных укрепленных городов, где бойницы идут ровно, служа для стрельбы над землею вдоль», – писал Олеарий 400 лет назад.
Кстати, когда я жила в Москве, я этой мрачности вообще не замечала (пока мне не сказали, что я сама хожу с таким же лицом). Сейчас я уже привыкла к другому, конечно, – все улыбаются, вступают в коммуникацию и живо тобой интересуются. Сейчас я сижу в аэропорту перед посадкой на рейс в Москву и слышу, как родители кричат на детей, взрослые смотрят друг на друга с презрением, все вокруг чем-то недовольны, и почему это происходит, непонятно.
Франсуазу и всех европейцев все еще поражает, что в Москве все всегда открыто. «Это хорошо, но плохо, потому что и от тебя ждут той же круглосуточной открытости. Босс может в десять вечера позвонить и задать рабочий вопрос. Еще меня бесит, что людям до всего есть дела: случайные бабушки в автобусе дают советы, надевать или нет ребенку шапку в мае. Девушка на кассе супермаркета отказывается пробивать товар, потому что он дорогой: “Вы уверены, что хотите такой сыр покупать? Не надо, он испорченный, с плесенью, и стоит рублей 600!” Коллеги на работе всегда знают, что лучше для инвалидов, одиноких матерей, геев, мигрантов, хотя сами не принадлежат ни к одной из категорий. Вообще, русские крайне сложные люди – с ними ничего просто не бывает! Всегда придется быть изобретательными, врать, нарушать законы, менять первоначальный план, перейти на план Б, который перейдет в план В…».
О своих ощущениях от людей в новой стране также рассказал хозяин Кота Борхеса, который пишет книгу «Тихо! Кот говорит», Фамиль Велиев. Фамиль приехал из Баку, когда ему было десять. «Здесь был другой язык, другие люди, другой климат, другие ценности. Все другое. Когда я принял мысль, что это мой новый дом и мне теперь предстоит здесь жить – не день и не два, а годы, возможно, даже всю жизнь, – стало легче. Мне очень сильно помогла школа. Это был не всегда приятный опыт, часто очень даже неприятный и болезненный. Я изо всех сил пытался стать своим. Это было трудно. Это заняло годы. Я не знаю, правильный ли я выбрал путь, но для меня это был единственный путь для выживания. Первое, что нужно сделать, приехав в другую страну, это выучить ее язык и принять ее людей, а потом, если получится, и полюбить, иначе твоя жизнь будет адом».
Немец Маттиас не понимает привычных нам вещей – отключений горячей воды, зачем в бассейн нужна справка, почему в ресторанах не приносят еду одновременно (в смысле не все, что ты заказал, – это как раз случается, а, допустим, стартеры сразу всем сидящим за столом одновременно, потом одновременно горячее и т. д.), и почему пиво наливают так, что в нем нет пены. «Больше всего меня раздражают пробки, дождевые стоки, которые выливают воду прямо на тротуар (особенно круто, когда это все превращается в лед!), кидать туалетную бумагу в мусорное ведро (я отказываюсь) и нехватка улыбок на улице (считаю, что это как-то связано с тем, что я перечислил до этого)».
Американский менеджер Джонатан добавляет, что, пока жил в Москве, ненавидел лужи на улицах, которые возникают, потому что «системы утекать воды вообще не существует». «Мокрая обувь, носки мокрые, машины проезжающие обливают тебя… А еще к авторитарному поведению менеджеров в российских компаниях (и в школе к ученикам) привыкнуть не мог, и к недоверию между коллегами, и вообще – к плохому менеджменту. Больше всего я скучал по демократии, справедливости и терпимости. Ирония! Смотри: теперь у нас то же самое – Трамп…».
Член шведского посольства в Москве Иоганн Филипп Кильбургер писал еще в XVII веке: «Все кабаки, винные, пивные и водочные кружала в пространном русском государстве принадлежат исключительно царю. От этого в кабаках редко находится хорошее пиво, и то продается дорого, хотя ячмень, солод и хмель дешевы. Но кабаков, как в Москве, так и в других городах и селениях, не слишком много. Можно русских похвалить за то, что не только в кабаках, но и во всяком доме в городе есть ледники для прохлаждения напитков в летнее время».
Злата, которая приехала из Литвы и с детства говорила по-русски, все равно привыкла к ритму Москвы не сразу. «Сейчас, спустя десять лет жизни, начали раздражать шум и беготня. Это началось примерно тогда же, когда я поймала себя на том, что больше не могу работать до одиннадцати вечера, потом ехать в кабак, потом еще в один, тусоваться, а не сильно поздним утром встать и после таблетки аспирина спокойненько пойти на работу. Мне надо спать часов по восемь, и это вечные пляски с бубнами, когда ты живешь в центре Москвы – проветрить, кондиционер, беруши, мелатонин, ночной режим экрана смартфона. В центре Праги, в обычном пансионе, я почему-то засыпала три ночи подряд без всего этого айнане – с наступлением вечера становилось темно и тихо. В Москве мне не хватает в людях определенной вежливой отстраненности. Ты регулярно, покупая кофе, вызывая такси, вынося мусор, попадаешь в какие-то коммуникации, которых не запрашивала».
Злата говорит, что первые несколько лет жизни в Москве ей очень не хватало моря, прямо до ломок физических, и оно снилось. «Причем не море в формате “искупаться и позагорать”. А вот именно гулять, сидеть на дюне, втыкать. По Куршской косе и ее дюнам и соснам скучаю до сих пор».
Линда Фельдманн объяснила, зачем вообще нужно ехать в Москву: «Пройти по Красной площади – это одно из тех ощущений, которые должен испытать каждый. Мы все видели фотографии ярких – будто диснеевских – луковичных куполов собора Василия Блаженного и помним захватывающий вид стоящего рядом с ним Кремля с красными звездами на башнях. Но все-таки нет ничего лучше, чем увидеть Красную площадь своими глазами».
Глава двадцать шестая «Вы что, не видите, что у нас обед?!»
Среди мемов о Советском Союзе и постсоветском пространстве самый большой – про обеды в государственных учреждениях типа почты, потерянные посылки, недоставленные письма, пофигизм и нежелание обслуживать клиента. Все эти «Хатико ждал, и ты подождешь», «Вы что, не видите, что у нас обед» и «Ноги поднимите, я тут протру».
Или кассир, которая болтает по телефону. Или сотрудница колбасного отдела, которая обсуждает юбки и чужого мужа, а работа в стране стоит. Минута ожидания невероятно бесит нас – бывших жителей российского мегаполиса, скорость жизни в котором развита до 28 часов в сутки.
Мы не готовы «висеть на трубочке», нас убивает медленный интернет, мы устраиваем скандал, если в ресторане нам долго не несут счет или стартеры. Мы вообще нетерпеливые, легкие, быстрые люди (сначала говорим – потом думаем), и никому не прощаем ошибок – а ну как он специально хотел меня задеть, унизить, заставить ждать?
Сволочь.
Как-то летела в самолете. Самолет был полон немцев, но передо мной сидела соотечественница в летах. Я (неловкий рукожоп) доставала с полки свой рюкзак (золотой с синими лямками, очень красивый) и случайно задела лямкой пассажирку. Я тут же принесла свои извинения, которые приняты не были: «Нет, ну вообще уже, совсем уже тут, нормальная ты?» – спросила пассажирка. Что бы сказала немка? Или француженка? Или еще кто? Она бы сказала: «Ой, ничего страшного, не волнуйтесь, все хорошо!»
