Видимо, вот здесь проходит тонкая грань между шавермой, шаурмой и кебабом. Разница в соусе. Меняешь соус – и блюдо уже совершенно другое.
Впрочем, во Франции и соусов почти не осталось. Есть два главных: соус с чесноком и лимоном и соус с винным уксусом и горчицей. Эти соусы божественны, тут у меня претензий нет. Однако на этом вся кухня и заканчивается.
Вы, поди, скажете, что я не ела в мишленовском ресторане, но как бы не так: один у нас прямо в доме Корбюзье, на третьей улице Строителей (то есть на третьем этаже). Называется «Окна архитектора». Меню меняется раз в месяц, стоит 61 евро, включает 5 перемен блюд. Я не скажу вам, что это было невкусно. Совершенно не могу вспомнить, что там было, хотя не так уж много времени прошло, но, видимо, ничего выдающегося. Подача была прекрасная, это я помню: все очень молекулярное, пена блестящая голубая, листики аленького цветочка, собранные девственницами на заре, подернутые росой.
Что вам сказать? В жизни у человека и без того немного истинных удовольствий, и главные из них – хорошая еда и хороший секс, и вот не знаю, что там французы себе думают.
Глава тридцать вторая Тепленькая пошла
Хуже всего, конечно, быть вне привычного праздника. И никак не понять, что значат праздники чужие. Потому что этот фундамент закладывается в детстве.
Взять, к примеру, международный праздник Хеллоуин. У них это все, конечно, давно существует: дети в пауках и кровище звонят в подъезды домов, требуют конфет, бегают резвой стайкой по городу: никто их не останавливает. Сложно представить, что такие вот дети будут бегать по российским подъездам, закутанные в пальто: тут кодовый замок, тут злая бабушка с клюкой, тут алкоголик лежит после получки на тахте, тут на лестнице нассано и написано неприличное слово. Кому вообще разрешат шариться по чужим подъездам? Кому там отсыплют конфет?
Нет, не в нашей это культуре. Хотя, казалось бы: скоморохи, черти и ряженые. Но все равно каждый раз это выглядит именно так: русские играют заграничную жизнь.
Однажды, когда я работала в самом известном женском глянце, мне вручили VIP-билеты на вечеринку в модный московский клуб на территории «Трехгорной мануфактуры». Вечеринка была по случаю Хеллоуина. То есть, как я полагала, выглядеть следовало чем страшнее, тем лучше. Мы с подругой Таней решили, что мы и так достаточно страшные, поэтому тратиться на костюмы особенно не будем – купили в универсаме красные рога с лампочками, красные парики из синтетических волос и веселенькие золотые лосины.
Все обещало успех, но завершилось провалом: отстояв в очереди час, мы не прошли фейс-контроль. VIP-билеты и пресс-карты не помогли. Мы просто были недостаточно голыми: разукрашенные в ангелов и демонов гости заведения стояли под первым снегом в пухе и перьях, крови и колготках в сетку.
Короче, рога и копыта мы выбросили в ближайший мусорный бак, а чужой праздник Хеллоуин отметили в ближайших шашлыках под песни Любови Успенской и Маши Распутиной, которые горланила местная гопота в караоке.
Это был по-настоящему жуткий праздник.
С тех пор было много разных Хеллоуинов: Хеллоуин в старинном замке в Лондоне, где все были если не черти, то наркоманы, Хеллоуин в ресторане-доме с привидениями напротив ЦДЛ в Москве, где все были очень похожи на тех, в Лондоне, Хеллоуин в узких улочках Экс-ан-Прованса – я в костюме полицейского с розовым кнутом.
И все равно не могу сказать, что понимаю, о чем этот праздник.
Во Франции очень четко меняется мерчендайз: 1 сентября – Хеллоуин – Рождество – Пасха – День взятия Бастилии. Придешь на почту в октябре – она вся погрязла в паутине, а с потолка свисают черные пауки. Отгремела нечисть, начались елки и лампочки. Закончились елки, на тебе яйца и кролики, не зевай. Люди должны успеть купить себе все.
В декабре в каждом торговом центре под центральную елку высаживается Санта. Фотография с Сантой – грустным, замотанным старичком в потрепанном красном пальто из дерматина – 20 евро. Эти фотографии почему-то создают во мне стойкое нежное настроение американского Рождества девяностых – это вроде из моего детства, хотя мое детство совсем не было американским, но эти фильмы из проката в «Хозяйственном»…
Кроме елок, Санты, фуагры в золотой и серебряной фольге, шоколадных адвент-календарей (коробка с 25 окошками, внутри каждого окошка – конфетка) на праздничном столе любого француза должно быть рождественское полено из мороженого. Поленья бывают дешевыми: просто брусок мороженого – для бедных, а бывают с подвывертом – для тех, кто денег на праздник не жалеет. Это поленья с благородными вкусами, наполнителями и глазурями в форме домов, улиц, людей, животных и черта в ступе. Мы на прошлое Рождество долго спорили, в итоге купили огромное и не самое вкусное, но зато в форме полки с книгами. И на корешке каждой книги еще имя автора и название, и лесенка из страниц.
Но это была спонтанная покупка, шли мы специально за поленом из телевизионной рекламы: в сказочном городе стоит совершенно волшебный дом с башенкой и окошками, в окнах горит свет, на крышу упал снежок, у дома стоит медвежонок и держит в руке звезду… Раскупили, короче, пришлось брать книжную полку с шоколадом.
Кстати, про шоколад: знаете ли вы, что во Франции нет шоколадных конфет в фантике? Появляются они только под Новый год. Если зайти на сайт производителя, там написано: мы делаем свои конфеты только один раз в год, чтобы всее остальное время мы помнили и ждали настоящий вкус Рождества. Аминь.
В прошлом году мы ездили встречать Новый год в Эстонию. Несмотря на то что русскоговорящие люди в Эстонии эстонцы, Новый год они встречают по описанной в «Иронии судьбы» традиции. В отеле, который был рядом с домом, где мы жили, распахнули шикарный банкет, дискотеку до утра и трансляцию обращения президента (это поразительно) – президента совсем другой, казалось бы, страны, и все с замиранием сердца слушали. Несмотря на то что в место, где все они находились, Новый год должен был прийти еще только через час.
А все потому, что невозможно сидеть за длинными аперо не слишком поздним вечером, а по утру рассматривать подарки, все потому, что есть одна волшебная ночь, когда можно написать, поджечь, утопить и выпить желание, когда можно делать большие хорошие глупости и с трепетом переходить в следующий год, как будто новая жизнь начнется вот-вот, после праздников, когда все выспятся, протрезвеют, накатаются на коньках и подарят и передарят подарки.
Удивительное это ощущение, конечно, хорошо, что оно нам досталось: не праздник Рождения, а праздник прокрастинации. Все остальное – завтра, сегодня – буду счастливым.
Глава тридцать третья Я вернулся в свой город, знакомый до слез
На границе во Франкфурте служительница пограничного контроля, глядя в паспорта, переходит на чистый русский и говорит: «Из какого же вы района Ленинграда?» Из разных, отвечаю, Ветеранов и Пионерская. «Почти соседи, – говорит пограничница. – Я из Купчино».
Ехала на Московский вокзал, видела грязную машину эмигранта, на боку которой пристроились две наклейки: самолет и Бродский с цитатой: «Приезжай, попьем вина, закусим хлебом. Или сливами. Расскажешь мне известья. Постелю тебе в саду под чистым небом и скажу, как называются созвездья».
