Византийский шлем «Шпангенхельм». Реконструкция
Велизарий и Нарсес вышли по направлению к Римини и шли разными дорогами, создавая видимость, что идут две крупные армии. Витигес, узнав об этих маневрах, решил, что его собираются окружить, и потому приказал спешно сворачиваться и отступать.
План Нарсеса сработал. Авторитет евнуха среди солдат и офицеров значительно возрос. Когда спасённый Иоанн предстал перед Велизарием, полководец, рассказывает Прокопий, решил устыдить его и сказал поблагодарить за своё спасение флотоводца Хильдегера, но Иоанн не растерялся и поблагодарил Нарсеса.
Отношения между двумя командующими дошли до вражды, и это крайне негативно складывалось на ходе кампании. Велизарий продумывал стратегию и тактику, но каждый раз встречался с яростной критикой со стороны Нарсеса. Армия фактически разделилась на два лагеря. Некоторые офицеры отказывались выполнять приказы Велизария, пока их не подтвердит лично Нарсес.
Итогом этого противостояния стали череда поражений и потеря Милана, после захвата которого готы устроили в городе резню. На этом терпение Велизария кончилось, и он всё же написал Юстиниану о том, что в Италии должен быть только один главнокомандующий. Император, вопреки доводам Феодоры, принял решение отозвать Нарсеса. Полнота власти вернулась к Велизарию, и теперь можно было дальше вести войну…
Взятие Равенны
Остготский король Витигес, однако, не смог воспользоваться расколом в византийской армии и изменить ход войны. Несмотря на потерю Милана, стратегическая инициатива сохранялась за византийцами. Теперь Велизарий выдвинулся на Равенну, где и засел король с остатками своей армии.
Город находился в труднопроходимой болотистой местности, поэтому штурм привёл бы к огромным потерям. Однако ни у Витигеса, ни Велизария не было иллюзий относительно итога этой осады — дух защитников Равенны падал день ото дня, и рано или поздно город падёт к ногам знаменитого византийского полководца.
Понимая, что терять ему больше нечего, Витигес начал переговоры с императором Юстинианом, умоляя о перемирии. Император, обеспокоенный усилением персов на востоке, принял решение заключить с готами мир, согласно которому у Витигеса остались бы земли на севере Италии.
Когда посланники, несущие условия Юстиниана, достигли лагеря Велизария, полководец пришёл в ужас. Витигес был разбит, а Равенна находилась на грани падения. В ярости полководец попытался урезонить имперских посланников, но они не могли ослушаться повеления императора. Тогда Велизарий отказался принимать условия перемирия и под благовидным предлогом отослал дипломатов обратно в Константинополь. Осада продолжилась.
Увидев, что императорские посланники покидают византийский лагерь, Витигес решил, что император не принял его предложение. Тогда король обратился напрямую к Велизарию. Послав вестников, чтобы они тайно проникли в византийский лагерь под покровом ночи, Витигес сделал заманчивое предложение: если Велизарий примет корону возрождённой Западной Римской империи, ворота Равенны будут открыты, и готы склонятся перед ним. Возможно, Витигес решил сделать то же самое, что когда-то Теодорих сделал с Одоакром, однако Велизарий его переиграл…
Перспектива стать Римским императором наверняка прельстила бы многих, тем более, за Велизарием стояло преданное войско, которое сокрушило бы любое сопротивление и на Западе, и на Востоке. Кто знает, возможно, и сам император Юстиниан, в конечном счете, склонился бы перед ним. Такие возможности оказались бы неодолимым искушением для большинства из его командиров — но преданность Велизария была непоколебима.
Велизарий сделал вид, что согласился на это предложение, однако, когда остготы открыли ворота Равенны, полководец приказал заточить Витигеса под стражу, а затем отправился с ним в столицу. Так, обманом и без единого взмаха меча, была взята Равенна — самый неприступный город Италии.
«Велизарий отказывается от итальянской короны». Гравюра XVIII века
Велизарий возвращался в Константинополь, надеясь получить щедрую награду за свои блистательные победы в Италии. Он полагал, что способ, которым он завоевал Равенну, отличается от тысяч других завоеваний только в мелочах, но принятие готской короны — даже в виде уловки — было непростительным преступлением, которое пробудило в императрице Феодоре дремавший до того страх. С этих пор между ними начнется война, а Феодора была не из тех, с кем легко помириться…
В то же время Витигес, обманутый и пленённый Велизарием, сделался «почётным» пленником в Византии. Император Юстиниан возвёл его в титул патриция и передал в личное владение имение в Малой Азии. В 542 году, через полгода после взятия Равенны, бывший король остготов скончался. Его вдова Матасунта, внучка Теодориха Великого, стала женой византийского полководца Анникия Германа.
Возвращение в Персию
«Вечный мир» с Персией закончился через 9 лет после его подписания и, едва вернувшись в столицу из итальянского похода, Велизарий был тут же назначен командиром восточной армии. Летом 540 года огромная персидская армия, командовал которой лично шахиншах Хосров I, двинулась на Византию.
На его пути был крупный город Антиохия. Жители города оказали вражеской армии сопротивление, и, казалось, победа близка, но персидские подкрепления сломили сопротивление, и вскоре город был уничтожен.
Велизарию удалось избежать крупных сражений и вынудить Хосрова отступить. Однако причиной ухода персидской армии было бедствие куда более разрушительное. В Византии началась эпидемия чумы.
Монета с изображением Хосрова I. Персия, VI век
Прокопий Кесарийский очень красочно описывает разразившуюся напасть: «Около этого времени [541 год — прим.] распространилась моровая язва, из-за которой чуть было не погибла вся жизнь человеческая. Возможно, всему тому, чем небо поражает нас, кто-либо из людей дерзновенных решится найти объяснение. Ибо именно так склонны действовать люди, считающие себя умудрёнными в подобных вещах, придумывая ложь о причинах, для человека совершенно непостижимых, и сочиняя сверхъестественные теории о явлениях природы. Хотя сами они знают, что в их словах нет ничего здравого, они считают, что вполне достаточно, если они убедят своими доводами кого-либо из первых встречных, совершенно обманув их. Причину же этого бедствия невозможно ни выразить в словах, ни достигнуть умом, разве что отнести всё это к воле Божьей. Ибо болезнь разразилась не в какой-то одной части земли, не среди каких-то отдельных людей, не в одно какое-то время года, на основании чего можно было бы найти подходящее объяснение её причины, но она охватила всю землю, задела жизнь всех людей, при том что они резко отличались друг от друга; она не щадила ни пола, ни возраста. Жили ли они в разных местах, был ли различен их образ жизни, отличались ли они своими природными качествами или занятиями, или чем-либо ещё, чем может отличаться один человек от другого, эта болезнь, и только она одна, не делала для них различия. Одних она поразила летом, других зимой, третьих в иное время года. Пусть каждый, философ или астролог, говорит об этих явлениях, как ему заблагорассудится, я же перехожу к рассказу о том, откуда пошла эта болезнь и каким образом губила она людей».