– Позаботься о Хекс, хорошо? На какое-то время она совсем осатанеет.
– Я и Трэз сделаем все, что нужно.
– Это не ее вина. Ни в начале, ни в конце. Хекс должна поверить в это.
– Я знаю.
Разжав объятия, Рив с трудом отпустил плечо старого друга, преимущественно потому, что это – единственное его прощание с кем-то: Хекс и Трэз будут противиться тому, что он собирается сделать, попытаются придумать другие варианты, хватаясь, впиваясь когтями в иной финал. айЭм в этом плане был более привержен фатализму. Также он был более реалистичным, понимая, что иного выхода нет.
– Иди, – сказал Рив сорвавшимся голосом.
айЭм положил окровавленную руку на сердце, поклонился до талии, а потом вышел, не оглядываясь назад.
Руки Рива тряслись, пока он задирал манжету, чтобы посмотреть на часы. Клуб закроется в четыре. Персонал по уборке появится ровно в пять ноль-ноль. Значит, после того, как все уйдут, у него будет около получаса.
Он достал телефон и направился в спальню, набирая номер, на который довольно часто звонил.
Закрыв дверь, он услышал в трубке теплый голос сестры:
– Привет, брат мой.
– Привет. – Он сел на кровать, не зная, что сказать.
Услышав на заднем плане заунывный плач Наллы, Рив застыл. Он мог представить их: сестра прижимала малышку к плечу, хрупкий сверток будущего был завернут в мягкое одеяльце, отороченное атласной лентой.
Для смертных единственной бесконечностью являлись дети, не так ли?
У него никогда не будет детей.
– Ривендж? Ты там? Все в порядке?
– Да. Я звоню потому… я хотел сказать…
Прощай.
– Я люблю тебя.
– Как это мило. Это трудно, да? Быть без мамэн?
– Да. Это так. – Он зажмурился, и Налла тут же начала плакать еще усердней, рев трелью доносился через телефон.
– Извини за мой маленький источник шума, – сказала Бэлла. – Она не засыпает, если я не гуляю с ней, а мои ноги уже сдают.
– Послушай… ты помнишь колыбельную, которую я пел тебе? Когда ты была маленькой?
– О, боже мой, о четырех сезонах? Да! Я не вспоминала ее годами… Ты пел ее, когда я не могла уснуть. Даже когда я подросла.
Да, так и было, подумал Рив. Колыбельная, пришедшая из Древних Преданий о четырех временах года и этапах жизни, которая помогла им пережить множество бессонных дней. Он пел, она отдыхала.
– Как она начинается? – спросила Бэлла. – Я не могу…
Рив запел, сначала нелепо, слова всплывали в памяти, ноты звучали плохо, потому что его голос всегда был слишком низким для тональности, в которой написана песня.
– О… да, точно, – прошептала Бэлла. – Подожди, дай включить громкую связь…
Раздался «бип», потом послышалось эхо, и, когда он запел, Налла прекратила плакать, нежный дождь из древних слов потушил пламя.
Бледно-зеленый плащ весны... Яркая цветочная вуаль лета… прохладная накидка осени… холодное покрывало зимы... Периоды не только на Земле, но и в жизни каждого человека: пик, к которому стремятся, затем пожинание плодов, за которым следует падение с вершины, и мягкий, белый свет Забвения, которое станет вечным пристанищем.
Ривендж пропел колыбельную дважды, и второй раз вышел лучше первого. Он остановился на этом, не желая рисковать, ведь следующий раз может оказаться не таким хорошим.
Голос Бэллы был полон слез.
– Ты сделал это. Ты убаюкал ее.
– Я бы мог петь для нее, если захочешь.
– Захочу. Определенно, да. Спасибо, что напомнил мне о колыбельной. Не знаю, почему не попробовала ее раньше.
– Может, ты бы и вспомнила о ней. Рано или поздно.
– Спасибо, Рив.
– Спокойной ночи, сестра моя.
– Поговорим завтра, хорошо? Ты кажешься расстроенным.
– Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя. Я позвоню завтра.
Последовала пауза.
– Береги себя. Береги себя, свою малышку и хеллрена.
– Буду беречь, мой любимый брат. Пока.
Рив закончил разговор и остался сидеть с телефоном в руке. Чтобы экран не гас, он каждые две минуты нажимал клавишу.
Его убивала невозможность позвонить Элене. Написать ей. Связаться с ней. Но она была там, где должна : пусть лучше ненавидит его, чем оплакивает.
В четыре тридцать он получил сообщение от айЭма, которое ждал. Всего два слова.
«Все чисто».
Рив встал с кровати. Действие дофамина заканчивалось, но все же, его было достаточно, чтобы он пошатнулся без своей трости, и с трудом удержал равновесие. Убедившись, что достаточно прочно стоит на ногах, он снял соболиную шубу и пиджак, разоружился, оставляя у кровати пистолеты, которые обычно покоились в кобуре подмышками.
Время уходить, пора использовать систему, которую он установил после покупки кирпичного здания клуба и реставрации всего, начиная с фундамента и заканчивая крышей.
Все здание было оборудовано для звука. И речь не о Долби
[182].
Он вернулся в свой офис, сел за стол и открыл правый нижний ящик. Внутри располагалась коробочка размером с ТВ пульт, и, не считая самого Рива, только айЭм знал, что это за штука, и для чего она предназначалась. Также айЭм был единственным мужчиной, которому известно о костях под кроватью, костях человеческого мужчины, примерно одного размера с Ривом. Но, с другой стороны, именно айЭм их туда и поместил.
Достав пульт, Рив поднялся на ноги, оглядывая комнату в последний раз. Аккуратные стопки бумаг на столе. Деньги в сейфе. Наркотики в комнате Ралли.
Он вышел из офиса. После закрытия, клуб был хорошо освещен, а VIP-секция была загажена, словно хорошо использованная шлюха: на блестящем черном полу виднелись следы, круглые водяные разводы на столах, смятые салфетки тут и там на диванах. Официантки убирали после каждого клиента, но многое было недоступно человеческому взору.
Водопад напротив был выключен, предоставляя четкий обзор на общую секцию… которая выглядела не лучше. Танцпол был вышаркан. Повсюду раскиданы коктейльные палочки и обертки от чупа-чупсов, а в углу даже валялись женские трусики. На потолке виднелась световая система на балках, провода и лампы, и в отсутствие музыки огромные рупоры зимовали, словно черные медведи в берлоге.
В этом состоянии клуб напоминал о Волшебнике из Страны Оз
[183]: магия, происходившая здесь ночь за ночью, гул и возбуждение были лишь комбинацией электроники, выпивки и наркоты, иллюзией для людей, входящих через передние двери, фантазией, позволяющей им стать теми, кем они не являлись в повседневной жизни. Может, они жаждали ощутить силу ввиду своей слабости, почувствовать себя сексуальными в отсутствии привлекательности, или же богатыми и успешными, когда они таковыми не являлись, молодыми – уже вступив в свой средний возраст. Может, они хотели выжечь боль неудавшихся отношений, отомстить за измену или притвориться, что не ищут любимых, когда на самом деле отчаянно желают этого.
