Глава 15
Вацлав
— Что же, вы совсем не верите в любовь? — протягивает Басов, сверля мою невесту липким взглядом. Справа от него сидят Данилевские — Семен Альбертович с женой Ксенией и дочерью Сашей, слева Стеллочка. А чуть поодаль — прямо под свисающей хрустальной люстрой — Тами… Ну и я вместе с ней — сижу с видом молчаливого хмурого наблюдателя. Остальные гости занимают добрый десяток других столов. Кого-то из них я знаю, кого-то нет: Басов не считает нужным представлять нас, а у меня и нет желания знакомиться с кем-то и подвергать Тамилу оценивающим взглядам.
— Я верю в науку. В уважение, преданность, верность… — голос Тамилы слегка подрагивает. — А это… скорее сознательный выбор человека, не имеющий отношения к чувствам. Эмоции — они ведь… быстротечны, обманчивы и непостоянны.
— Интересно, — прочистив горло, вклинивается Ксения Данилевская. — По-вашему, влюбленность — не что иное, как проходящая эмоция? Так? А как же долговременные отношения? На чем тогда строится брак? — она бросает взгляд на Семена, очевидно, недоумевая, как смогла прожить столько лет с изменщиком и пьяницей. Деньги, моя дорогая! Вот причина, по которой ты терпишь этого козла. Бриллиантовые серьги, некрасиво оттягивающие твои мочки, дом в коттеджном посёлке и санаторий три раза в год — вот и весь секрет! Могла бы не спрашивать Тамилу, но… Это была бы не матрона Данилевская — старая прокурорша, любящая внимание к себе не меньше, чем дорогие украшения.
— Позвольте мне объяснить природу первой, острой влюбленности. При переживании любви в мозге синтезируется фенилэтиламин. — Тами слегка приосанивается. Кладёт расслабленные кисти на стол, вмиг привлекая внимание гостей к сверкающим бриллиантами кольцам. — Это вещество часто называют «веществом любви». Формула вещества простенькая, однако оно вызывает потрясающие переживания: эмоциональный подъем, возбуждение, симпатию, сексуальность. Однако эта субстанция в организме легко разрушается ферментом моноаминоксигеназой. Считают, что фенилэтиламин синтезируется в организме только в начале возникновения чувства любви.
— Позволю себе не согласиться, — прокашлявшись, брякает Семён. — Что запускает эту самую влюбленность? Этот ваш… фенилэта…
— Фенилэтиламин, — мягко поправляет его Тамила, награждая краснолицего Данилевского улыбкой.
— Да, он же выделяется не на всех?
У тебя, старый хрыч, почти на всех! Ты мимо юбки не пройдёшь!
— У ребёнка с детства формируется образ человека, кого он считает плюсом. Того, кто вызывает положительные эмоции, нравится. Из многообразия встречающихся в жизни людей, их поступков и образов вырастает идеал — тот, кто во взрослой жизни с вероятностью в девяносто девять процентов, вызовет всплеск «вещества любви».
— На наши предпочтения оказывают влияние люди из детства? Те, кто ранили нас или, наоборот, защитили? И из их внешности мы рисуем себе эдакую мозаику — идеального человека? — тоненький голосок Сашеньки проносится по высоким сводам зала. Ярик рассказывал, как она ублажала его в туалете — Басову вздумалось отпраздновать Новый год на широкую ногу и он зачем-то позвал меня и Огнева. Рассказы Яра о его несуществующих виллах на побережье Испании вмиг вызвали в теле юной искусительницы тот самый всплеск «вещества любви».
— Совершенно верно, — кивает Тамила.
Лицемеры, пошляки, стервятники… И Тами — хрупкая иволга, случайно залетевшая в силки. Мне тошно смотреть на них. Тошно от себя самого — такого же лицемера… Она говорит о любви, как о чем-то глупом и преходящем, а я… чувствую себя подопытным кроликом. Я ведь ощущаю все это рядом с ней: радость, возбуждение, желание касаться ее, ласкать, целовать, защищать…
— Владимир Юрьевич, вы нас будете угощать баснями? — лениво бросаю я, стремясь отвлечь внимание гостей от моей невесты. — Или решили сэкономить на блюдах? Стол ломится от закусок и спиртного, и просьба звучит неуместно, однако Басов правильно понимает мой толстый намек отстать от Тами.
— Конечно, Славочка. Сейчас распоряжусь подать горячее.
Гости затыкаются и сосредотачиваются на своих тарелках. В воздухе повисают ароматы жареной стерляди, шашлыка и омаров, приправленные тонкими, едва уловимыми запахами спиртного. Данилевский пьет коньяк, Басов со Стеллочкой виски, дамы вино, а я… апельсиновый сок.
— Тамила, какое вещество в вашей крови? Ваши чувства к Вацлаву только зародились или… — отхлебнув щедрый бокал виски, протягивает Стелла.
— У нас крепкие чувства, Стелла. Иначе я бы не женился. — Довольно ухмыляюсь, сжимая ладонь Тами.
— Я спросила у Тамилы, — фыркает она, мазнув по мне взглядом.
— Эндорфины, — отвечает Тами. — Они вырабатываются, когда видишь близкого человека. Это гормоны любви и счастья. И да… у нас крепкие чувства.
Стелла строит кислую мину и замолкает. Не уверен, что у Тами в крови эндорфины… Вот у меня да… И до черта тестостерона, адреналина и прочего дерьма, заставляющего меня терять от нее голову.
Мы спокойно ужинаем и участвуем в непринужденной застольной беседе, сменяющей, наконец, допрос про любовь. Гости поздравляют Басова, грузят на специально отведенный для этого столик подарки, суют конверты с деньгами, читают стихи и поздравления… А потом ведущий объявляет перерыв. Музыканты играют блюз. Официанты убирают грязную посуду и сервируют чайный стол.
— Не хочешь прогуляться? Здесь очень красивая территория. Можем как-нибудь приехать с Сонечкой в выходные.
— Пойдем, — кивает Тами, но я замечаю тень грусти, скользнувшую по ее лицу.
Помогаю своей даме накинуть болеро и направляюсь к выходу, крепко сжимая ее ладошку. Швейцар распахивает перед нами дверь. Мы пробираемся через толпу гостей, высыпавших на улицу покурить, и устремляемся в сторону маленького искусственного пруда. Наконец, мы одни… Я замедляю шаг, не отпуская хрупкой руки Тамилы. Она шумно вдыхает пахнущий прелыми листьями воздух и зябко кутается в шубку. Стук ее тонких каблуков по брусчатке эхом проносится по засаженной густыми кустарниками территории. Я останавливаюсь посередине кованого мостика через пруд.
— Тами, давай не будем далеко отходить? Боюсь, ты замерзнешь в легких туфлях.
— Глупости! На улице совсем не холодно. Как ты думаешь, мы справились? — шепчет она.
— Это правильно, что ты говоришь шепотом — тут везде уши, — улыбаюсь я. — Ты умница, Тами… Ты превзошла мои ожидания. Заткнула за пояс всех.
Ее глаза блестят в свете луны, как сапфиры, а ветер играет с волнистой прядью у виска. Тами раскрывает губы, чтобы ответить, но я опережаю ее… Завидев мелькнувшее недалеко от нас блестящее платье Стеллы, я крепко обнимаю Тамилу и шепчу, как умалишенный, в самое ухо:
— Потерпи меня, пожалуйста. На нас смотрит Стелла. Сделай вид, что ты меня любишь.
А потом я целую ее… Глажу пальцами гладкие, как лепестки роз, щеки и скольжу языком по полураскрытым губам. Тами кладет ладони мне на грудь и терпит… Не отталкивает меня, но и не отвечает. Позволяет исследовать ее рот, ласкать мягкие губы, наслаждаться их вкусом и смешивать наше дыхание… Кажется, что у меня, блять, сердце разорвется от возбуждения и дикого восторга. Я трогаю Тами через ткань платья, накрываю полные груди ладонями, не выпуская ее губы из плена. Целую смелее, впервые за долгое время мысленно благодаря Стеллу за наглое вмешательство. Молодец, детка, подсматривай подольше! Руки путешествуют по телу Тамилы, оглаживают бедра, сжимают упругие ягодицы и возвращаются к грудям. Я бессовестно мну их и целую… Лицо, веки, губы, тонкую шею.
