— Вы закончили осмотр, доктор? — сухо произношу я, опуская телефон в карман.
— Да-да, Вацлав… э-э…
— Александрович.
— Пожалуй, будет целесообразным сделать перерыв в терапии. — Поджимая губы, протягивает Зорин. Постукивает пальцами по краю столешницы, отбивая странный, слишком быстрый ритм. Его одолевают волнение и растерянность, а заумные фразы, произнесенные нарочито медленно — лишь умело созданная броня.
— Спасибо вам… еще раз, — жму холодную и липкую от пота руку Зорина и перевожу взгляд на Тамилу. — Любимая, нам надо ехать.
Тамила вежливо прощается с Зориным, одаривая убийцу лучезарной улыбкой. Уверенно вскидывает подбородок и берет меня под руку. Мы так и выходим из кабинета — улыбаясь и кокетничая друг с другом.
— Вац, а теперь объясни, что случилось? — шепчет моя птичка, когда мы оказываемся на улице.
— Басов звонил, персик. Стелла в больнице с передозировкой, старику плохо, он просит…
— Позаботиться о Карине, я поняла.
— Ты против? — останавливаюсь, прикипев взглядом к вьющемуся возле уха локону иволги. Не могу объяснить почему мне важно ее согласие.
— Конечно, нет. Вацлав, любой сторонний наблюдатель поймет, что Карина твоя дочь.
— Тами, опять ты за свое! Я же уверял тебя… — протягиваю вымученно.
— Вац, Стеллочка могла воспользоваться твоим биологическим материалом. Вот и весь секрет. Женщины способны и не такие ухищрения.
— Сколько же он хранился? Материал этот… Я не изменял своей жене, иволга.
Тами вздрагивает, словно поранившись моими словами. Ее глаза вмиг затапливает боль, как будто это произошло с ней… Любимая… Она корнями проросла в мою душу, как молодое сильное дерево, укрепилась в ней, обретя покой и уверенность. И ее участие — искренне и безраздельное дурманит голову, как грузинское вино…
— Я знаю, что не изменял. Тебе даже говорить не нужно об этом, муж, — улыбается она. — В практике известны случаи хранения спермы до двадцати лет.
— Я не против ребенка. Я даже забрать ее готов, если на то пошло… У такой-то матери. Мне жалко Стеллу, но исполнять материнские обязанности она не может, пока…
— Вацлав, давай не будем торопиться? Разлучить мать и ребенка это… ужасно.
Помогаю Тамиле устроиться на переднем сидении и запускаю двигатель. Пока салон автомобиля прогревается, внимательно оглядываю окрестности — люди в пальто и куртках снуют по ступенькам, останавливаются, поправляя шарфы на шее, хлопают дверями своих автомобилей, качают головой, звонят кому-то… Обыденная, ленивая суета. Неприметная машина сыщика из агентства Синельникова стоит на месте, значит, Зорин остался в больнице, а не кинулся в бега. Гипнотизирую экран телефона, раздумывая, как поступить: позвонить Андрею Борисовичу сейчас или отпустить ситуацию, доверившись профессионалам, и поехать за Кариной?
Я переживаю за жену, но и Басовы, как ни крути, не чужие мне люди. И девочка… моя внезапная дочь — тоже небезразлична мне.
Отъезжаю с больничной парковки и вливаюсь в суетливый поток машин. Мы заберем Карину, а Синельников справится сам. В случае чего.
Басов выглядит измученным и постаревшим. Лежит на широкой, почти царской, постели с капельницей в локтевом сгибе. Возле него незаметной тенью двигается врач: мерит давление, утирает пот с морщинистого лба старика… Обоняния касается коктейль больничных запахов — смесь спирта, эфирных масел и корвалола. Хочется дернуть пуговицу на воротнике и открыть форточку.
— Вот поэтому я и хотел женить тебя на Стелле. Прости, Тамилочка… — слабо улыбается Басов вместо приветствия.
Тами здоровается в ответ и садится на стул возле постели больного. Берет его руку в свои ладошки и крепко сжимает. Несмотря на вредность и любопытство, контроль за нашей жизнью и стремление управлять чужими судьбами, как шахматными фигурами — Тами нравится старик, и я давно это знаю. Она поглаживает его сухую безжизненную руку с каждым движением растворяя броню в сердце Владимира Юрьевича — скорлупу, позолоченный, потрескавшийся от времени налет вершителя чужих судеб.
— Ты хорошая женщина, Тамилочка, — натужно сглатывая, шепчет он. — Я рад за Славочку. Вы мне как родные, хоть Слава так и не думает. — Произносит Басов, косясь на меня.
Ладно, промолчу, пожалею старика. Подхожу ближе и занимаю соседнее кресло рядом с женой.
— Как вы, Владимир Юрьевич? Не беспокойтесь, мы приютим Карину и будем заботиться о ней, сколько потребуется. — Произношу, откидываясь на спинку стула и складывая пальцы в замок.
— Спасибо вам… Не знаю, что нашло на Стеллку? Она редко употребляла, в основном пила… Насмотрелась на ваше счастье и… слетела с катушек. — Тягостно вздыхает Басов. Врач подносит к его губам стакан с водой, подает трубочку… Мое сердце сжимается от вида обессиленного Басова, колет изнутри осколком воспоминаний о том, какой он был… — Слава, сделай анализ ДНК, мало ли что? Мне больше не на кого положиться. Если со Стеллой что-то случится, только ты сможешь… Никакие деньги не помогут мне стать ее опекуном — я слишком стар и немощен.
— Не волнуйтесь, я сделаю. Сейчас заберем Карину и заедем в лабораторию. — Соглашаюсь я. — Где девочка?
— Вацлав, — цыкает Тами. — Давай посидим еще с Владимиром Юрьевичем.
— Не волнуйся, деточка, — закатывает глаза Басов. — Честно говоря, капельница вот-вот подействует, и я усну. Карина в своей комнате, домработница собрала ее вещи.
Тами целует Басова в щеку, я сухо жму его руку. Басов звонит, и через минуту в комнате появляется та самая домработница. В ее глазах отчётливо читается облегчение. Она добродушно здоровается и проводит нас в комнату. Малышка выглядит растерянной — улыбается грустно, что-то спрашивает у Тамилы про маму.
— Мама заболела, — иволга обнимает Карину. — Она скоро выздоровеет, а ты пока побудешь с нами. Поиграешь с Сонечкой, хорошо? — нежный голос жены успокоит даже зверя.
Я все-таки делаю то, что так давно хотел: дергаю пуговицу, ослабляя воротник. Вдыхаю полной грудью воздух, отравленный унынием и безнадежностью, и не могу насытиться им…
Карина прощается с дедушкой и охотно берет Тами за руку. Мы бредем по темным длинным лабиринтам и, наконец, попадаем на улицу. Ветер мгновенно царапает кожу дерзким прикосновением, взвивает длинные косички Карины, выглядывающие из берета. Неужели моя? Похожа, не спорю, но… как? Отворяю перед девчонками дверь калитки, кладу сумку с вещами Карины в багажник и поднимаю глаза, столкнувшись с испуганным, округлившимся взглядом жены.
— Вацлав, я кое-что вспомнила. Про Зорина. — Уточняет она, обнимая себя за плечи.
Глава 36
Тамила
Глаза… Испуганные, жалкие, лихорадочно блестящие от страха. Я уже видела этот взгляд. Красная комната, стены, обитые бордовым бархатом, и… склонившийся перед кем-то Зорин. Именно так он смотрел на Вацлава… Тем взглядом. На кого он мог так смотреть? И что делал в красной комнате?
