Правда, по словам Филонова, это «так себе улика». Свидетелей, видевших, как доктор передавал мне пилюли, нет, как и других доказательств, указывающих на злостные намерения врача в отношении меня. А пилюли… Я и сама могла их себе подбросить, чтобы очернить доктора. Вот оно — официальное следствие — собственной персоной! Впрочем, Синельников предупреждал об этом. Главное — нам удается толкнуть ржавые шестеренки бюрократической махины. Из папки «висяков» достают дело об исчезновении Василисы, а еще… постановление суда о розыске беглого Олега Нестерова. Оказывается, его не искали.
Мне хочется возмутиться и рассказать Филонову о преследователях на черном джипе, Германе Хлыщёве и подброшенных визитках, но, заметив опустошенный взгляд Синельникова, я прикусываю язык. Неудивительно, что он отказался от службы в официальных надзорных органах, а выбрал частную практику!
— До свидания, Андрей Борисович. Тамила Аркадьевна, мы свяжемся с вами, — Иван Филонов вежливо выпроваживает нас из кабинета.
Неизвестно, будут ли они что-то предпринимать? Станут ли искать Василису, опираясь на мои показания? Мы сделали все, что могли…
Погруженная в свои мысли, я прощаюсь с Андреем Борисовичем и бреду к припаркованной в сквере машине. Холодный ветер взвивает полы осеннего пальто и играет моими кудрями. Поднимаю воротник и зябко ежусь. Совсем скоро зима — Новый год, большая пушистая ель, подарки и море счастья… Долгие вечера и ароматная выпечка, катание на коньках и тазики с оливье. Господи, почему же мне так неспокойно? Тревожно, странно, одиноко… Оказывается, я совсем не знаю жизни… Не умею видеть в темноте и слышать в тишине… Не могу безошибочно чувствовать опасность и без оглядки доверять.
Нина Алексеевна встречает меня с улыбкой. Ухоженная, стильная, уверенная в себе — она обладает удивительной способностью располагать с полуслова. Наверное, поэтому наши сеансы когнитивно-поведенческой терапии такие эффективные. Я исцеляюсь. Плачу, жалею себя, рассыпаюсь в прах и снова возрождаюсь. Мне больно выпускать наружу грязные, как воспаленный нарыв, воспоминания, но без этого не видеть свободы… А я хочу быть счастливой и сильной ради тех, кого люблю.
— Тамилочка, я решила, что сегодня мы проведем третий сеанс гипноза. Ты не против? Как чувствуешь себя? — Добровольская усаживается напротив меня и улыбается.
— Нет, не против. — Улыбаюсь в ответ и торопливо расстегиваю пальто.
Нина Алексеевна зажигает ароматные свечи и включает музыку.
— Расслабьтесь, Тамила. Откиньтесь на спинку кресла, погладьте подушечками пальцев прохладный бархат, вытяните ноги. Закройте глаза.
Черт, как же завораживающе звучит ее голос! Впору уснуть, а не настроиться на воспоминания. Нина Алексеевна просит меня разуться и снять шарф. Я послушно выполняю просьбу и возвращаюсь на машине времени моей памяти в прошлое…
— Куда вы сворачиваете на перекрестке? — произносит она.
— Я еду прямо. Подпольный клуб находится за зелеными воротами. Снаружи дом выглядит, как загородный ресторан или дом отдыха. Участок ухоженный, дорожки сделаны из рваного камня. Там еще есть собака… Адрес я вспомнила, это промзона на Южном обходе.
— Отлично. Какой собака породы?
— Дворняга. Крупная, черная. Она рвется с цепи, но я тороплюсь войти в дверь.
— Это парадный вход?
— Нет, вход запасной. Торец здания. Прохожу коридор, иду на звуки мужских голосов. Вижу Олега и Зорина. Там еще один человек — он почти не говорит, шепчет что-то, но я не могу разобрать. Бьет Олега и Зорина по лицу и приказывает все здесь убрать.
— Что вы делаете потом, Тамила?
— Я потихоньку выхожу, но дверь скрипит, привлекая внимание. Олег идет следом за мной, молит о прощении, касается меня, гладит по голове, плачет…
— Тами, почувствуйте его касания. Как он вас трогает и что говорит?
Я вижу! Его испуганные, потухшие глаза, обжигающие прикосновения. Олег сжимает мои предплечья и сверлит взглядом. От него исходит неприятный жар — смесь пота, духов и крови. Мерзкий запах, от которого хочется отвернуться. Я помню, как хотела поскорее сбросить его потные горячие руки со своих плеч, умыть лицо от прикосновения его пальцев. Убежать, отмыться, не видеть, не слышать и не касаться его жизни… Очевидно, ощущение было столь неприятным, что психика беспрекословно приняла посыл и вытеснила его из памяти. Просто стерла.
— Тами, слушай внимательно, — шепчет он. — Сейф находится в коридоре. Седьмая половица от правого угла. Поддень ее чем-то и увидишь сейф.
— Поняла, значит, он под полом?
— Да. Код семь семнадцать двадцать семь. Запомнила?
— Да.
— Там компромат на влиятельных людей, паспорта для нас, оформленные на чужие фамилии и деньги. Очень много денег.
— Тебе придется скрыться?
— Пока не знаю. Бегство для слабых. Попробую решить свои проблемы.
— А что нужно делать мне? Не втягивай меня в свои дела, Олег. Я не хочу иметь к тебе и к… этому какое-то отношение.
— Уезжайте с Сонечкой. Бери паспорта и часть денег и… уезжайте. Я потом с вами свяжусь… В условленном месте.
— Зачем ты меня вызвал сюда?
— Думал, что смогу незаметно уехать, но… не вышло. Уезжай!
— Я подумаю, Олег. Но лучше будет, если ты просто оставишь нас с Софико в покое.
Нестеров молчит, словно обдумывает, как ему нужно поступить? Как для него лучше? Зачем он вообще меня сюда вызвал? Я набираю в легкие воздух, чтобы выразить Олегу негодование, но застываю на месте: в дверях появляется Зорин. Он смотрит на меня, а я — на него… Испуганный, потный, именно таким я его вижу. И именно этот взгляд я запомнила, когда мы пришли с Вацлавом к нему в кабинет. Тот же взгляд и человек, на которого он смотрел… тот же.
— Уходи скорее, Тами, — шепчет Олег, а я послушно бегу к воротам, слыша оглушительный, рвущийся в спину собачий лай… И на короткий миг оглядываюсь, замечая в свете уличного фонаря того самого высокого сильного человека. Он был в той комнате. Черные волосы, аккуратная бородка, карие жгучие глаза. Все такое знакомое… Сейчас знакомое. Тот мужчина… третий — мой муж Вацлав Черниговский.
— Тами, скажите, что вы видите?
— Ничего. Новых воспоминаний нет. — Голос слабеет и надламывается.
Нина Алексеевна бледнеет и открывает рот от удивления — я вышла из транса. Оглушенная воспоминаниями, обескураженная, раздавленная… Сколько времени нужно человеку, чтобы понять, что его нет? Его жизни нет — она фарс, ложь, притворство, чудовищная манипуляция, обман… Не знаю, но мне хватило трех сеансов гипноза…
Глава 40
Тамила
— Тамилочка, говорите. Я же вижу — вы что-то вспомнили. — Настаивает Добровольская.
— Н-нет… Воспоминания об этом ужасе всегда навевают… тоску. К сожалению, ничего. Пока ничего, но я надеюсь все вспомнить на следующем сеансе. — Криво улыбаюсь.
