Плохая из меня актриса… Никчемная — если уж быть совсем честной. Добровольская кивает и улыбается, однако, сейчас ее улыбка кажется мне лицемерной. Наверняка стоит мне уйти, она бросится звонить Вацлаву. Этому мерзавцу, убийце и извращенцу!
— До встречи, Нина Алексеевна, — набрасываю пальто, обуваюсь и, слегка пошатываясь, бреду к выходу. Надо поехать к мужу. Нельзя оставлять все так. И на самотек пускать тоже нельзя — наши с Сонечкой жизни в опасности. А если я признаюсь, что вспомнила? Он распорядится убить меня прямо в своем кабинете? Прикажет Огневу найти головорезов? Ха! А зачем их искать? Он позвонит людям Хлыщева и попросит возобновить слежку за мной. Свести меня с ума — вот что он хочет. А потом признать недееспособной и поместить в закрытую психиатрическую лечебницу на правах мужа. Хитро и так… умно. Браво, Вацлав Александрович, вы избрали мудрую тактику. Втереться врагу (то есть мне) в доверие, жениться, влезть под кожу… Черт, как же я могла поверить? Кто я и кто он? Права была Стелла — он слишком хорош для меня. Слишком умный, красивый, изобретательный. А я… обыкновенная дура. Простая, как грузинская лепешка.
Петляю между машин на проспекте Победы и сворачиваю в перекресток, где находится его офис. Зачем я приехала? Как смогу защитить себя? Одна против целого мира. Снова одна… Слезы щиплют глаза, а сердце сжимается при воспоминании о нашей близости.
«Я люблю тебя, иволга… Ты одна во всем свете для меня. Я мечтаю, чтобы ты тоже хоть немного полюбила меня…»
Все ложь, обман, мишура… Притворство. Он такой же извращенец, как Нестеров, и мои ласки — осторожные, старательные, нежные — смехотворное подобие того, к чему они привыкли. Кровь, крики и чужие муки — вот что его возбуждает! Господи, как же мне больно. Достаю из сумки зеркальце и привожу себя в порядок. Ты должна быть красивой, Тами. А еще гордой и уверенной в себе. Хлопаю дверью и опасливо оглядываюсь по сторонам — я знаю, что они следят. Что бы ни говорил Синельников — у преступников повсюду есть свои глаза и уши.
Воздух звенит от первого морозца, голые почерневшие ветки покачиваются на ветру, а крыши домов тонут в серой толще осенних облаков. Не самое благоприятное время для побега… Нестеров говорил о паспортах, так? Может, не стоит подниматься к Вацлаву, а поехать в дом и забрать их оттуда? Стою в нерешительности, взирая на блестящее офисное здание, улетающее в небо, как стрела. Холодное, мрачное, сверкающее панорамными окнами, сейчас оно кажется отталкивающим. Краем глаза замечаю дорогой автомобиль, припаркованный возле входа. Постойте-ка, это же… Я его уже видела из окон своей новой квартиры. Басов здесь? Нет, маловероятно. Крадусь, как воришка и заглядываю через стекло в салон. Очки, шифоновый шарфик, пачка дамских сигарет. Стеллочка здесь — как же я сразу не догадалась? Что эта мочалка делает в офисе моего мужа?
Не знаю, что руководит мной — сумасшедшая ревность, ярость или досада? А быть может, злость на собственную доверчивость. Не знаю… Сжимаю пальцы в кулаки и устремляюсь ко входу в здание…
Глава 41
Я застаю Стеллу в дверях. Безупречный макияж не скрывает темных кругов под глазами, а короткое платье свободного кроя — угловатой фигуры. Она держится молодцом — при виде меня приосанивается и вскидывает подбородок, заправляет за уши высветленную прядь.
— Здравствуй, Стелла. Какими судьбами? — бросаю сухо и перевожу взгляд на притихшую Региночку. Впервые ее взгляд выражает что-то, отдаленно напоминающее солидарность. — Привет, Регина.
— А я разве не могу прийти к отцу моего ребенка? — хищно улыбается она.
— Можешь, конечно. И к ребенку тебе тоже не помешает наведаться, как считаешь? Карина спрашивает о маме, я уже не знаю, что отвечать…
— Я проходила лечение в частной клинике, Тамила. Теперь все хорошо. Скоро я заберу свою дочь домой. — Сдержанно отвечает она, но ее движения выдают беспокойство: Стелла закусывает губы, оглаживает лоб, заламывает руки.
— Тами? — на звуки голосов появляется Вацлав. Свежий, улыбающийся, он смотрит так, словно раз меня видеть. Лицемер! И лжец! А я наивная дура, если верила, что Стелла провернула аферу с беременностью!
— До свидания, Стелла, — в голосе Ваца звучит неприкрытое раздражение. Очевидно, он испытывает неловкость от моего внезапного появления? Или его так раздражает Стелла?
— Входи скорее, иволга. Какой приятный сюрприз, — Вац запирает дверь изнутри и прижимает меня к груди. Мгновенно попадаю в сладостный кокон из его горячих сильных рук, тёплого мятного дыхания и знакомого запаха… Дура. Какая же я дура! Втягиваю в легкие его аромат… Запах мужчины, сделавшего меня счастливой. Нельзя, нельзя любить врага…
— Я проезжала мимо и увидела машину Стеллы. Что эта крашеная швабра делала у тебя? — складываю на груди руки и отстраняюсь.
— Тами, ты ревнуешь? — Вацлав приподнимает бровь и обольстительно улыбается. — Что-то новенькое, но мне нравится.
— Так что? — не унимаюсь я.
— Приехала позлорадствовать. Порадоваться своей удаче. Один черт знает, как это у нее это вышло, Тами… — Вацлав потирает виски и вымученно вздыхает. Бедненький, так я ему и поверила!
Мне хочется наказать себя. Уколоть побольнее, разодрать зарубцевавшуюся рану и почувствовать чистый концентрат боли. Испить ее до дна, пропустить по телу, словно ток… Я заслужила ее — за глупость и недальновидность, веру в недостойных людей и желание быть счастливой… За любовь, что испытываю к врагу… Внутри поднимается буря из горечи, самоуничижения, непонимания и обиды…
— Иди ко мне, милая, — хрипловато шепчет Вацлав и притягивает меня к груди. — Чего ты разволновалась?
— Нет, не так… — бормочу я и толкаю мужа на диван. — Я хочу… по-другому.
Он улыбается. Принимает мои правила, сверля взглядом, полным страсти. Не знаю, чего я хочу… Возможно, унизить себя, наказать за глупые недостойные чувства. Я не могу — не имею права любить преступника, делить с ним жизнь и постель. Горечь и разочарование рвут меня на части, царапают нутро, как злые монстры. Мне так больно, Господи…
И я делаю себе еще больнее… Сбрасываю диванную подушку на пол и опускаюсь перед мужем на колени. Он часто дышит, когда я стягиваю с него брюки вместе с трусами. Гладит мое лицо, перебирает кудри…
— Милая моя, иволга… Что ты придумала, Тами? Ты меня с ума сведешь, детка…
А я и себя с ума свела! Что я делаю? Ласкаю мужа, как обезумевшая от желания распутница. Вацлав шипит сквозь сжатые зубы и перебирает мои волосы, пока я старательно полирую ртом его плоть. Закрываю глаза, отдавшись чувствам… Делаю ему хорошо, а себе — больно. Он стонет и что-то бессвязно шепчет, подкидывает бедра навстречу моей ласке, а я… прокручиваю в голове воспоминания о наших счастливых днях. Вижу его улыбку, смеющиеся глаза, слышу нежный голос Сонечки. Все мои мечты рассыпаются, как песочный замок… Я ведь хотела посадить розы там, где мы впервые стали близки.
— Господи, детка… Боже мой…
