Некоторые парни выглядели взбудораженными, от Чревоугодия исходила энергия ярости, а на лицах некоторых появились беззаботные улыбки. Кто-то успел посмотреть в сторону выхода, когда я произнес:
— Еще тут карточка, — я поднял ее вверх.
Чревоугодие шагнул ко мне и вырвал ее из рук, тут же раскрыв.
— Чтобы скрепить ваше братство, вы отправитесь предаваться грехам тела, похоти, — он пошевелил бровями, осматривая группу.
Раздраженный его дерзостью, я забрал у него карточку и перевернул, увидев адрес.
— Здесь есть адрес. Пойдемте.
Все восприняли это как сигнал к отступлению, но мы с Микой не шевельнулись. Я услышал, как за кем-то скрипнула дверь, прежде чем друг шагнул вперед.
— Черт возьми, это и правда ты? — Мика подошел ко мне и обнял. Его руки, также покрытые чернилами, обернулись вокруг меня, когда он похлопал меня по груди. — Чувак! Я думал… — он отстранился, на его лице появилась знакомая непринужденная улыбка. — Я не знал, что с тобой случилось. Мать твою, даже решил, что ты умер черт знает где.
В сознании вспыхнули нежелательные воспоминания. Та ночь, когда я завез Мику к себе домой, а потом наблюдал, как Эвелин обвинили в ужасных вещах и отобрали от единственной семьи, которую она знала. А еще тот единственный звонок, который мне разрешили в колонии.
— Могу сказать про тебя то же самое, — я отступил, позвонив гневу вскинуть свою голову в ответ на предательство.
— И что это должно означать? — выражение его лица стало жестким. — Ты, блин, исчез, чувак.
Я подошел к нему вплотную, и мы встали нос к носу.
— Я ли? Я звонил тебе через несколько часов после того, как меня избили и увезли, но твой телефон был выключен.
В его глазах отразилось замешательство, а через несколько мгновений и понимание.
— Черт, мой отец, — начал Мика, качнув головой, — после всего того дерьма я вернулся домой. Хотел попросить его разобраться. Но он лишь забрал у меня телефон. Сказал, что меня взломали или что-то вроде, и тут же вручил новый. Я даже не…
— А твой отец уже все знал.
— Но как?
Чертова Лилиан. Гриффины посещали ту же церковь, что и Диксоны. В газетах часто их имена всплывали одновременно при посещении разных гала-концертов и благотворительных мероприятий.
— Думаешь, отец имеет какое-то отношение к…?
— Лилиан Гриффин — чертова лгунья. Моя сестра не делала ничего плохого. Ее обвинили из-за чертовой ревности Лилиан к мужу, хотя дело стоило заводить из-за совращения молодых девушек.
Лицо Мики застыло.
— Он что-то сделал с Эви?
— Я не уверен. Мы только что нашли друг друга, и она почти ничего не рассказала.
На его лице снова отразилось смятение.
— Подожди, вас с ней разлучили? А где ты вообще был, мужик? И куда отправили Эви? Она в порядке?
Мне не хотелось признавать, что я побывал в аду, разлученный с сестрой. Не имея ни сил, ни возможности помочь ей. Если бы Мика знал, на какую жизнь я ее обрек, не сумев к ней вернуться, то уже бы меня ненавидел. Как я самого себя.
— Я был в тюрьме штата. Вляпался в кое-какое дерьмо.
— Боже мой. Прости, что спрашиваю, но как ты смог оказаться здесь, чтобы управлять этим дерьмом?
«Продал свою душу в обмен на спасение другой».
— Долгая история, черт возьми, — сильный порыв ветра швырнул массивную дверь церкви в стену, напугав нас обоих. Момент оказался упущен. — Давай убираться отсюда. Нас ждут остальные, — произнес я, отвлекая его от дальнейших расспросов.
Мика помедлил, но все же кивнул.
— Ладно, но как только выпьем, ты обязательно мне все расскажешь. Чувствую, у тебя появилось много секретов.
Он даже понятия не имел сколько.
*****
Мы последовали указаниям «Элиты» и направились по указанному адресу. Как только прибыли на место, то вышли из машин и поднялись по ступенькам роскошного двухэтажного особняка с колоннами под большим балконом, опоясывавшим весь этаж.
— Готовьтесь продать свою душу ради «Элиты», — пробормотал я, постучав кулаком по массивной деревянной двери.
Как только нам открыли, мы погрузились в атмосферу греха и наслаждения. Внутри играла мелодичная музыка, а по залу первого этажа ходили женщины в одних масках и стрингах.
Как только мы переступили порог и вошли в дом, к нам подошла женщина в павлиньей маске с подносом, полным напитков.
— Добро пожаловать, джентльмены. Возьмите по одной, — сказала она, предлагая нам напитки, и мы последовали ее совету. — За этими дверьми нет места морали. Этим вечером вы должны принять свой истинный грех. Преступление этой ночи будет заключаться в написании собственного божественного закона. Наслаждайтесь.
И это версия «Элиты» о братстве?
Женщина ушла, не сказав больше ни слова, а мы чокнулись бокалами и залпом осушили их содержимое. Почувствовав вкус алкоголя, я усмехнулся. Что там было, черт возьми?
— Вы слышали ее, ребята, оставьте мораль за дверью, — произнес Себастьян, он же Зависть, облизнув губы и исчезая в море плоти.
Все остальные последовали его примеру. Чревоугодие задел меня плечом, проходя мимо, и я потянулся к нему, чтобы обхватить его гребаную шею, однако меня остановил Похоть.
— Не стоит, чувак. Есть причины, по которым он — Чревоугодие. Чрезмерное желание всегда быть на вершине, — я повернулся к Похоти. Мне было плевать, как он получил свой грех. Брат или нет, но безнаказанным долго не останется, если будет считать себя выше меня. — Рэтт, кстати, — Похоть протянул мне руку.
— Мэйсон.
— Все эти элитные штучки довольно крутые, правда? На что ты готов, чтобы вступить в их ряды?
«Отказаться от всего».
— Что бы ни встало на пути, — отозвался я.
Казалось, это подходящий ответ. Я ведь Гордыня и все такое. Мы оба посмотрели в одном направлении, увидев Зависть, вставшего между двумя женщинами и уже готового погрузить в одну из них член.
— Ух, похоже, я сегодня вляпаюсь в неприятности. Удачи, бро, — Рэтт похлопал меня по спине и ушел, почти тут же обняв девушку с подносом белого порошка.
Я попытался осмотреться, но перед глазами все стало расплываться.
— Черт, — проворчал я, потерев лицо рукой.
В тех бокалах явно что-то было. Чем дальше я проходил вглубь дома, тем громче становились звуки секса и наслаждения. Комнаты были заполнены стоящими на коленях женщинами и трахавшими их мужчинами, одновременно вдыхавшими кокаин с изогнутых спин, груди или кисок. Я обнаружил своих парней в комнате, где по кругу стояли стулья. Возле них сновали женщины, покачиваясь на коленях и посасывая члены.
