— Куда собралась?
Тут же подорвался, чтобы схватить меня за локоть.
— Прекрати, у нас гости, — предупредила его дрожащим голосом. Флойд едва стоял на ногах.
Эти шуточки превращались в нечто пугающее. Он ведь обещал, что после того случая не станет возвращаться к оскорблениям и унижениям. Только бы не при них, чьи голодные и хищные глаза пронизывали до костей, заставляя съеживаться от холода.
— Это ты прекрати ломаться. Не отрицай, что тебе нравится тр*хаться на глазах у всех… как тогда, в том туалете с каким-то уродом. Все видели. Да?
Все, что я сделала — это закрыла лицо руками. Он неисправим и никогда не забудет тот ужас.
— Чего молчите, придурки? — размахивая полупустым стаканом виски, обратился к гостям.
Казалось, он не собирался останавливаться.
— Флойд, ты перегибаешь палку, — нашелся-таки заступник из шайки отморозков.
— Заткнись, Вилсон! Я же, мать вашу, вижу, как вы все на нее смотрите, ублюдки! Давитесь слюной, ждете, когда я подохну, чтобы тр*хнуть ее! Хрен вам, — Флойд выставил средний палец и тут же махнул рукой. — Хотя, можешь покувыркаться с ней, а я найду себе новую девку.
— А он на самом деле подобрал тебя в борделе?
Я не успела прийти в себя, как услышала рядом язвительный голос и напоролась на хитрую ухмылку брюнета с квадратной челюстью, пока Флойд продолжал громко вести дебаты с этим Вилсоном.
— Я мог бы тебя также купить у Флойда. Он, кстати, предлагал обменяться. Так что, веселье не за горами…»
— Вивиан, Вивиан, — мягкий голос Бьорна будил меня, увлекая за собой из воспоминаний в реальность.
— Что?
— Ты уснула.
В его голосе отчетливо слышалась улыбка.
Я осмотрелась: все было также. Мы сидели и глядели вдаль перед собой. Озеро, пирс, тот самый пейзаж, что связал нас навеки. И больному образу Флойда здесь было больше не место.
— Я наблюдал, как ты спала, ласкал твои скулы пальцем, — потихоньку проговаривал Бьорн. — Твои веки подрагивали, из глаз скатилась сначала одна слеза, потом вторая. Я собрал их губами, в надежде, что больше ты никогда не будешь плакать.
Он убрал прядь моих волос со лба, чтобы произнести новые заветные строки:
«Твоя улыбка прикасается к душе,
Которая забыла, что такое нежность.
Вдвоем стояли на пустынном рубеже.
И эта встреча, точно знаю, — неизбежность.
Губами я твой каждый новый вздох ловлю
И кончиками пальцев — искорки сомнений.
Я не сижу сейчас, а будто бы парю
Среди волшебных ярко-рыжих сновидений…»
Я была в его руках, в его власти с новой жизнью, новым началом, новой любовью. Искренней, чистой, правдивой, без фальши и лжи. Я была его.
— Бьорн! — воскликнула от неожиданности, испугав нас обоих.
— Вивиан?
Я повернулась к нему лицом, вернула его ладонь к своему животу, заглядывая в омут глаз с тем самым настоящим чувством.
— Чувствуешь? Толчки едва ощутимые… но это были они. Он шевелится.
Улыбка Бьорна тут же засияла на губах, затрагивая глаза.
Мужчина еще долгих пять минут держал ладонь на том же месте, чтобы отчетливей почувствовать символ новой жизни. А затем ловко сплел из травинки форму маленького круга и взял мою руку в свою.
С замиранием сердца я наблюдала, как он надел травяное кольцо на мой палец и поцеловал его.
— Что скажешь, Вивиан? — спросил Бьорн с надеждой и особенным блеском в глазах.
Разве я могла ему ответить по-другому?
— Да, Бьорн. Я скажу тебе «да».
***
— Ты простила меня?
Мы сидели в шикарном до тошноты автомобиле. Флойд обнимал меня, целовал, был слишком нежен, чтобы позже быть слишком жестоким. Все это я уже проходила. Все это было знакомо до боли, до жуткой ломки в теле, костях, до… зарождающейся ненависти к нему и еще большему страху.
— Понимаю, что еще не время, но я потерплю.
Он отстранился, чтобы заглянуть в мои тусклые опечаленные глаза, затем, придерживая лицо руками, наклонился и мягко куснул за губы.
Было время, мне нравилось целоваться с ним, заниматься совокуплением и даже в той жесткой форме, которую обожал он. Как я могла докатиться до такого? Чем отличалась от него — безумного и, одновременно, такого жалкого в своих раскаяниях? Ничем. Сидела в машине с холодными губами, какой была душа Флойда. По какой-то причине она видоизменилась. Сам мужчина стал другим. Я помню его несколько уверенным, твердым и расчетливым, более благосклонным по отношению ко мне. Не замечала, чтобы он злоупотреблял алкоголем, о наркотиках вообще речи не могло быть. Об этом я мало знала, только бешеный блеск во взгляде говорил, что с Флойдом было что-то не так. Иногда он брал себя в руки. На некоторое время. Тогда нам было хорошо. Ведь было? А после срывался в пропасть.
Было. Да, можно было утвердительно ответить на этот вопрос. Или…? Как оказалось, я и сама понятия не имела, что такое хорошо, а что плохо… Вот так, сидеть с палачом до конца дней своей жизни, или набраться смелости и прекратить собственные страдания обычным способом — хоть маломальской защитой. Либо бегством и дальнейшим исчезновением.
— Я люблю тебя, Вивьен, — шептал он, словно резал сильнее ножа, обволакивая мое лицо поцелуями, — люблю, слышишь? Вообще, никогда никого не любил. С тобой я влип по уши, как дурак.
Флойд улыбался, пока я искала на его лице признаки издевки, не веря произнесенным словам. Пусть говорил он их не впервые, сейчас они прозвучали искренне. Он держал в ладонях мое лицо, обдавал дыханием, за окном его шикарного автомобиля горел прекрасный закат. Машина стояла недалеко у обрыва, внизу которого переливался огнями вечерний город. Из динамиков стереосистемы тихонько напевала старая мелодия о счастье, которого быть у нас не могло, как бы мы не старались.
— У меня кое-что есть для тебя, — продолжал Флойд свой монолог.
С этими словами он выскочил из авто, обошел машину и, открыв дверцу с моей стороны, помог выбраться из нее. Держа за руку, он вел меня любоваться видом вечернего города. Так я предполагала. Но Флойд задумал совершенно иное.
Неожиданно в его руках оказалась небольшая коробочка синего цвета, крышечка которой была открыта. В середине ослепительно блестело кольцо с камнем огромного размера. Когда-то я видела подобное в телесериалах, но вживую — в первый раз. Светлые волосы Флойда слегка колыхались на ветру, глаза смотрели в мои. Живописная местность должна была добавить романтики. Но… Не вышло.
— Я знаю, что ничем не смогу удивить тебя в жизни, — начал он, и мне становилось плохо.
Боже, он мог. Еще как мог. Удивлять было уделом Флойда.
