— Со мной все в порядке,— отнекиваюсь я, понимая, что мое состояние ущербно. С этим не справиться. Брат молчит, и я понимаю, что он не согласен с моим мнением. Проблема с гаражом улетает на дальний план.
Мы все таки садимся в машину и едем. Моя голова пуста. Я молчу, отвернувшись к боковому стеклу и безразлично скольжу взглядом по силуэтам незнакомых людей и домов. Наконец, натыкаюсь на свое отражение в стекле и прихожу к мысли, что вид у меня депрессивный. Неожиданно пугаюсь этого, потому что не хочу больше возвращаться в ту боль, в то черное время, которое я уже однажды пережила.
Сажусь ровно и бросаю короткий взгляд в сторону Никиты. Он напряжен и кажется озадачен. Мне хочется коснуться его сильной теплой руки, которая лежит на рукоятке коробки передач, что бы успокоить или успокоиться самой, но тут же гоню от себя эту мысль. Так, я покажусь еще более больной. Но ведь я не больна! Хорошо, Женька, пора все исправлять.
— Никит, — позвала я. Он склонил голову в мою сторону, следя за дорогой. — Прости меня за то...
— Тебе не за чем извиняться. Ты последняя, из тех, кто на самом деле в чем- то виноват.
Даже так? Смысл этих слов путает мысли.
— А кто виноват?
— В своем воспитании младшей сестры, я "перегнул палку".
— Нет! — Торопливо перебиваю я. Не хочу, что б на фоне моей глупости, он чувствовал себя виноватым. — Я вела себя, как дура, признаю. Ты просто испугал меня и я..
— Больше не веди себя как дура.
Он задержал взгляд на зеркальце заднего обзора, потом все таки скосил его в мою сторону. Цвета глаз в сумраке салона было не разобрать, тонкий аристократичный нос и линия губ, словно парящая чайка, завершенный образ, котрый хранила моя зрительная память.
— Хочешь знать, почему я сорвался?
Понимаю, что он испытывает чувство вины, за свою несдержанность.
— Хочу.
Дорога по которой мы едем окутана сизой дымкой вечернего влажного тумана. Брат на несколько секунд отвернул лицо. Но когда вернул его в прежнее положение уже улыбался.
— Если я признаюсь тебе, это ударит по моему самолюбию.
—То есть как? Ты оставишь меня без ответа?
— Если ты пообещаешь мне, что будешь хорошо питаться, есть кабачки и все такое, — веселил он меня.
— Кабачки, запрещенное оружие, но я обещаю есть приготовленные тобой пшеничные каши.
Я вдруг почувствовала себя живой и настоящей.
— Отлично, — он тянул с ответом, испытывая мое терпение.
— Отвечай, ну же!
Никита перестроился в левый ряд перед кольцом и каснулся рукой затылка.
— Есть нечто такое во мне, с чем я не в силах бороться,— он замолчал, дав возможность проанализировать эти слова,— ты должна смириться с этим и просто не провоцировать.
Не знала, что сказать.
— Давай сходим в кино, — вдруг предложил он. — В следующие выходные.
Я слишком долго соображала, над его словами. То ли боялась, что ослышалась, то ли не знала, как отнестись к такому повороту в нашем общении.
— Мы ведь давно никуда вместе не выходили, не позволяли себе хорошего отдыха,— объяснил он.
Я любила кино, но не любила кинотеатры. Слишком много иллюзий.
— Это было бы здорово, но зачем кинотеатр? Почему не устроить просмотр дома,—оживилась я.— На диване, с чашкой чая, ты "сточишь" какой нибудь лицензионный фильм, откинемся на подушки и будем хрустеть печеньем...
Никита ощутимо увеличил скорость и некоторое время молчал, словно обдумывал мое встречное предложение. Лицо его при этом ничего такого не выражало, и я немного расстроилась, тому факту, что он недооценил мой запал. Я снова все испортила? И все же спустя минуту, брат ответил:
— Лучше не придумаешь, уговорила.
Ошибка исправлена?
12. Сакура и ассоциации
"...Все, что Вам мерещится в темноте, когда нибудь осмелеет и шагнет навстречу из сумрака..." WR
Сакура... Веточки с маленькими розовыми цветочками на бабушкиной клеенчатой скатерти могли кого угодно ввести в заблуждение, но не меня. Да, это похоже на цветущую вишню, но иероглифы, мелким шрифтом бегущие по окантовке, отвергали всякие сомнения.
Для меня цветки сакуры, это прежде всего Макс Вронский.. Нет, не подумайте, что у меня сбита ось соотношений или ассоциаций. Но разве, когда вы любите, романтичная мелодия не рождает в вас стойких мыслей о любимом человеке? Или знакомый запах его парфюма, который вы почуяли на незнакомце в лифте?
Почему сакура?
Всему виной мои дурацкие, навязчивые фантазии. Просто когда я думала об этом парне, то представляла, как на нашу, в моем представлении идеальную пару, падают невесомые лепестки, как в многочисленных романтических мангах, которые я в свое время прочла. Это впечатляло, это успокаивало, это давало шанс.
— Что тебя тревожит, Женечка?— Теплая рука бабушки коснулась моих пальцев, которыми я водила по розовым лепесткам на скатерти.
— Нет, все в порядке! —Я попыталась принять непринужденный вид и потянулась к кружке с остывшим чаем. Сколько себя помню, никогда ни с кем не советовалась, никогда в жизни ни кому не жаловалась, не просила помощи. И даже удивлялась тем людям, которые все время твердили о своих проблемах, ища повода вызвать жалость.
Жалость к самой себе, для меня всегда было неким табу. Возможно, я рано повзрослела, но то, что называется "не соответствовать общему имиджу уверенного в себе человека, у которого все отлично", для меня было самым постыдным и страшным.
"У меня все под контролем, эта вся эмоциональная суета, чепуха... меня не интересует. Мой круг интересов гораздо выше", вот, что вы прочтете на моем лице, если внимательно всмотритесь. Именно такое выражение ежедневно видит на моей физиономии брат, когда подолгу смотрит на меня за завтраком и ужином. Поэтому у него нет причин задавать мне ненужных вопросов. Это своего рода защита. От проникновения под "идеальную маску" на моем лице.
Некоторых вопросов я боялась как огня.
— Мы не виделись кажется с сентября, а ты так выросла, так похорошела..
Так непривычно слышать комплементы в свой адрес. Хорошенькой, меня давно никто не называл.
Нежная улыбка бабушки вызвала во мне странные эмоции. Ее улыбка напоминала улыбку матери и в этом доме, доме моих странных воспоминаний, все ощущалось непривычно реально. Когда- то я любила этот дом. И потолки мне казались более высокими и старенькие стулья более удобными. Отрывочные воспоминания накатывали волной, цепляясь друг за друга, словно магнитики, в разной последовательности: мама, в золотистом платье в ореоле солнечных лучей, что пробиваясь сквозь тонкие тюлевые занавески, освещали ее со всех сторон как райское видение; брат, что стащив последнюю конфету из вазочки на столе, дразня мечется по кухне, пытаясь спровоцировать на ответный шаг; темные сумерки под пологом толстого одеяла, которых я не боялась, потому что засыпая, могла сжимать в кулачке край его футболки. В этом доме нас всегда на ночь пристраивали с Никитой на старенький, но крепкий диван; Помню его ладонь, которую он прижимал к моим губам, сердито шепча на ухо- "хватит испуганно дышать мне в загривок. Усвой, наконец, трусиха, когда нибудь меня не окажется рядом, и то, что мерещится тебе в темноте, осмелеет и шагнет навстречу..."
