После этого эксперимента на его руках, шее и подбородке навсегда остались ожоги: к стянувшейся коже никогда больше не вернулась прежняя упругость, на лбу пролегли глубокие морщины. Залман, по собственному убеждению, стал взрослым мужчиной.
Через месяц после происшедшего Залман вновь появился на заседании революционного подполья. Он был одет в обычный светский костюм, длинные пейсы спрятаны под шляпой, обожженные руки засунуты в карманы. Весть о его страшной болезни уже дошла до членов подполья, но что с ним случилось, никто толком не знал. Духов взглянул на него своими мутно-зелеными проницательными глазами.
– Приветствую вас, товарищи! – хрипло сказал Залман. – Простите за долгое отсутствие. На то были причины.
И с этими словами он протиснулся вглубь тесной, темной комнатки. Собравшиеся провожали его испытующими взглядами: все ждали объяснений.
– Вы надолго нас покинули, товарищ, – наконец сказал Духов. – Где вы пропадали?
– Я был болен, товарищ Духов.
Предводитель революционеров не спускал с него глаз.
– Потрудитесь объясниться, – сказал он сурово.
– Мне не в чем оправдываться, – спокойно ответил Залман. – Я выполнял свой революционный долг.
И с этими словами он вынул из карманов изуродованные руки. Ладони его были красными, сжатая желтая корка покрывала их, а верхний слой кожи – полностью уничтожен.
Собравшиеся ахнули.
Духов чуть заметно улыбнулся.
– Молодец, товарищ! Занимайте свое место.
Духов вскоре обнаружил в молодом человеке сильный характер и пылкое сердце. Он почувствовал, что в хлипком теле спрятаны душа, горячая и жаждущая, и ум, быстрый, острый и любопытный. Наблюдая за Залманом, Духов понял, что этот бохер способен на большие дела и непременно послужит интересам революции. Но для этого ему нужно многому научиться. И тогда он решил посвятить его в священную тайну марксистского кружка.
Это произошло в жаркий летний день. Зной был изнуряющий, как перед дождем. В воздухе, стоячем, без малейшего дуновения ветра, разносился запах пота и навоза. Духов и Залман шли по разбитым улицам, которые были когда-то покрыты плитняком, а теперь пришли в негодность. То и дело попадались ухабы и рытвины, иногда проезжали конки, где-то вдалеке слышалось блеяние баранов, возвращавшихся с пастбища.
Они договорились встретиться на площади около Никольского собора. Это было красивое, недавно отстроенное здание, с многочисленными башнями и пристройками, выкрашенное в нежный светло-зеленый цвет и увенчанное золотыми куполами. Залман не знал, зачем Духову потребовалось вызвать его на встречу, но сам факт, что великий человек обратил на него внимание, не мог не льстить юноше. Придя заранее, он терпеливо дожидался своего учителя. После занятий в ешиве Залман еще не успел переодеться и, наряженный в традиционный черный сюртук, с пейсами, выбивавшимися из-под широкой шляпы, изнывал от жары и инстинктивно сгибал спину, будто пытаясь защититься от жестоких лучей солнца. Сжавшийся, тщедушный, в черном облачении, он был похож на гнома.
Духов приплелся, хромая, как обычно, с опозданием. Несмотря на жару, он был простужен и вытирал нос грязной тряпкой.
– Приветствую тебя, товарищ! – поздоровался Духов.
– Здравствуйте, – вежливо ответил Залман.
– Ну что, пойдем?
Залман собрался с духом и кивнул.
Они нырнули в темный переулок где-то за Никольским базаром. Залман здесь никогда не бывал, хотя неплохо ориентировался в городе. Они долго пробирались по трущобам, то и дело натыкаясь на грязные лужи, зловонные ямы и кишащие тараканами рытвины. Битые кирпичи, глинистая жижа, собачьи фекалии и человеческая моча прекрасно дополняли это жалкое, убогое место.
Наконец они подошли к старому, заросшему плесенью домику. Стены его были покрыты грязью, прогнившие полы воняли, покосившиеся ставни на запыленных окнах грозились свалиться и придавить входящего. Духова ничуть не смутило жалкое состояние здания, он ловко проскользнул внутрь, пошуршал чем-то внутри, зажег свечу. Затем поддел деревянный пол ногой, и распахнулся лаз. Вниз вела лестница, хлипкая и неустойчивая.
– Пошли! – велел Духов.
Залман недоверчиво взглянул на лестницу. Она не внушала никакой уверенности в том, что можно будет живым добраться до подвала. Но Духов уже начал спуск, и Залману ничего не оставалось, как последовать за ним, аккуратно ставя ноги на ступеньки, которые еле виднелись в свете свечи.
Они спустились в подвал, и здесь их ожидало новое препятствие: тяжелая железная дверь.
– Придержи-ка! – приказал Духов и передал молодому человеку свечу.
Он быстро выудил ключ из кармана своей грязной тужурки, вставил в скважину и повернул. Дверь, старчески крякнув, отворилась.
На них пахнуло запахом плесени и пыли.
– Входи! – позвал Духов, и голос его инстинктивно перешел на шепот.
Сначала Залман ничего не увидел. Слабый огонек свечи практически не освещал тесное пространство. Но через несколько минут глаза стали привыкать к полутьме. Он начал различать деревянные шкафы, разместившиеся по всему периметру комнатки. Посередине стояли тяжелый стол и стул. На столе – еще одна, более толстая, свеча. Духов поджег фитиль своей маленькой свечкой, и комната озарилась светом.
Залман ахнул от увиденного. Шкафы от пола до потолка были забиты книгами. Тысячи книг! Книги разные: старые, тяжелые, в кожаных переплетах – и совсем свежие мягкие брошюрки; книги толстые и многотомные – и маленькие, размером с ладонь; книги дорогие, с золотым тиснением и цветными иллюстрациями – и совсем дешевые, со смазанной черной типографской краской. Это была тайная библиотека революционеров.
Залман глядел на это великолепие, разинув рот, и из груди его вырвался лишь легкий вздох.
– Ах…
Он страстно любил книги, но никогда в жизни не видел такого их количества одновременно. В этой тесной, затхлой комнатке, казалось, было собрано все богатство человеческой мысли, накопленное за его историю. Руки сами потянулись к книгам. Он трогал их мягкие кожаные корешки, ласкал желтые, пропитанные пылью страницы, вдыхал запах старой бумаги и пьянел от него. Под пальцами своими ощущал он ту великую мысль, ту огромную мощь, что скрывали эти книги.
– Я оставлю тебе ключ, – наконец прервал молчание Духов. – Будешь приходить сюда каждый день. Дорогу запомнил? – Залман кивнул. – Никому ни слова. Понял?
От восторга потеряв дар речи, Залман восхищенно смотрел на великого человека.
Глава двенадцатая
Иногда тетя Лиля подолгу зависала на телефоне. Родственников у нее было много, поэтому и работы тоже предостаточно. Братья и сестры уже давно умерли, зато остались их многочисленные потомки, которые приходились моей подопечной племянниками, внуками, внучатыми племянниками, женами детей внучатых племянников… В общем, упомнить все это количество не представлялось возможным. У тети Лили была специальная записная книжка с адресами и номерами телефонов, в которой она вела строгий учет всех родственников. Я однажды из любопытства заглянула в нее. Каждый номер проходил под условным названием. Иногда она присваивала клички согласно профессиям: Иоси-дихлофос, Лева-дворник, Муся-медсанчасть, Сара-управдом. Бывало, что позывные были связаны с социальным статусом: Катя-вдова, Исак-холостяк и тому подобное. Обычно я сидела рядом на диване, когда тетя Лиля, вооружившись очками и своей записной книжкой, брала в руки трубку и начинала обзвон. Происходило это примерно так:
