– Ну, расскажи, какие новости, раз уж пришла.
– Да какие у нас новости. Так…
Неожиданно дверь в каморку портного отворилась, и зашла Нехама – старшая сестра.
Она была намного старше Лилии, деловитая, серьезная, обстоятельная. К ней даже сватался сын раввина Яков, но Нехама ему отказала. Она слыла девушкой резкой, упрямой, но отходчивой.
– Ты что это здесь? – спросила Нехама.
– Ничего особенного, – огрызнулась Лилия.
– Мала ты еще на платья засматриваться. Нос не дорос! – и она больно и унизительно щелкнула Лилечку по носу. Та зарделась, разозлилась, закрыла лицо руками и выскочила из лавки. Нехама проводила ее взглядом, а Казимир лишь улыбнулся. Нехаме он нравился – немногословный, трудолюбивый, скромный… Он производил впечатление человека надежного и доброго. Такого, который будет гасить ее не всегда безобидную энергию.
Вдруг дверь открылась, и вошел мужчина. Казимир, погруженный в работу, не сразу обратил на него внимание. Он держал в руках отрез ткани, выбирая подходящую нить, как вдруг взгляд его остановился на красивых, блестящих, вычищенных сапогах. Он поднял глаза и увидел перед собой человека в форме.
– Что хотела эта девушка?
– Какая, товарищ?
– Та, что выбежала отсюда в слезах.
– Вы не подумайте, товарищ, мы не хотели ее обидеть, – затараторила Нехама и вдруг в ужасе закрыла рот рукой. Она узнала Истратова.
– Что она хотела? – спросил он сурово.
– Вот этой тканью интересовалась, – Казимир подскочил со своего стула, услужливо показал ткань.
– На платье сколько надо?
– Ну, метра два, чтобы с запасом.
– Отрежь.
Казимир проворно отмерил ткань, ловко отрезал ножницами, сложил аккуратно, завернул в бумагу и выдал покупателю.
Истратов бросил деньги на стол и, не глядя, вышел из лавки…
Глава семнадцатая
После возвращения тети Лили домой я подолгу засиживалась рядом с ней и проводила у нее намного больше тех часов, которые были выделены и оплачены. Я убирала в квартире, покупала продукты, купала и кормила свою подопечную. Отчасти я делала это потому, что мне было приятно чувствовать себя нужной, даже незаменимой, а отчасти потому, что было интересно проводить время в обществе старой женщины. Хотя она нередко капризничала и дулась на меня, я искренне привязалась к ней.
А еще – мне было любопытно дослушать ее рассказ до конца.
Но была и еще одна причина, в которой я боялась признаться кому-либо, особенно себе, – Рома.
Теперь он приходил чаще, чем раньше. Я узнала, что он живет в отдельной квартире, много работает и прилично зарабатывает, что когда-то он был женат, но давно уже живет один, что за маской брезгливости и ворчливости скрывается глубоко одинокий человек – такой же, как я. Только для меня брезгливость была слишком большой роскошью.
Короткие фразы, которые для нас были полны смысла, быстрые взгляды, включающие в себя очень многое, случайные обжигающие прикосновения… Миллионы людей во всем мире ежедневно переживают то же, что переживали мы! И все-таки в наших чувствах было что-то особенное, и мы оба стыдливо и радостно открывали их для себя.
Однажды Рома вызвался проводить меня до дома. Я была смущена и растеряна – совершенно не привыкла к тому, что могу вызывать какие-либо эмоции у мужчин! Но чувствовала, что Рома не обманывает, я действительно ему интересна.
Мы уселись в машину и всю дорогу обсуждали всякую ерунду. Я хотела попросить его остановить машину за два квартала от дома, потому что мне было мучительно стыдно за наш грязный район, засиженный мухами, загаженный кошками и заплеванный людьми. Но Рома настоял на том, чтобы подвезти меня поближе к дому. Мы остановились на стоянке возле небольшого сквера, где по вечерам собирались наркоманы и куда я боялась ступить ногой.
– Ну, спасибо, – сказала я поспешно и несколько нервозно.
Начала отстегивать ремень, запуталась и совсем смутилась.
Он положил мне на ладонь свою большую теплую руку, и сказал:
– Спасибо тебе за все.
Взглянув на него, меня охватило желание прижаться к нему, ощутить на себе его тяжелые руки. Сама того не ожидая, я повисла на его шее и страстно поцеловала.
– Поехали ко мне, – шепнул он.
Я счастливо промурлыкала что-то в ответ.
* * *
…В старом, покосившемся домике, где когда-то находился хедер меламеда Шолейма, недавно открыли избу-читальню. Шолейма и Браху выселили как нетрудовой элемент, домик экспроприировали, а единственная дочь-инвалид вскоре скончалась.
После недавнего декрета Совнаркома о ликвидации безграмотности была создана чрезвычайная комиссия, занимавшаяся этим вопросом, – Грамчека; объявлен массовый культпоход в народ, созданы многочисленные пункты ликбеза.
Лилия сидела за партой и старательно выводила новую фразу, которую выучила на уроке: «Мы не рабы, рабы не мы». Весь класс, состоящий в основном из рабочих и мастеровых, поголовно безграмотных, бубнит монотонно. «Мы не рабы, рабы не мы» – раздается на разные лады, звучит разными голосами. Лиле смертельно надоела эта учеба. Она все-таки не безграмотная, сама выучилась читать в шесть лет! Но правила есть правила. Формального образования у нее нет, еврейская школа была обязательна только для мальчиков, а то, что она – читатель-самоучка, успевшая перелопатить половину местной нехитрой библиотеки, не спасает ее от обязательной учебной повинности.
В основном доступна была литература пропагандистского толка, сочинения Ленина и Маркса, но иногда удавалось выудить что-нибудь поинтереснее: казахские сказки, эпосы. Однажды ей попалась на глаза книжка, на которой крупными буквами было написано «Мифы Древней Греции». Лилия жадно набросилась на чтение, тщательно изучала хитросплетения личной жизни греческих богов, пока на самом интересном месте не обнаружила, что из книги вырвана добрая половина страниц, и чем там закончилась история, приходилось только догадываться.
О том, что она грамотная, прекрасно знал учитель – бывший активный деятель революционного подполья Айдар Заманбеков. Когда-то, вдохновленный идеями коммунистического интернационала, он мечтал о новом будущем для своего народа и призывал казахов избавиться от классовых предрассудком, оставить кочевую жизнь и переезжать в города, учить русский язык и грамоту. Он даже публиковал статьи в местной газете, где рассуждал об актуальных проблемах казахского общества и предлагал способы их решения. В первый раз его посадили в 1915-м. Тогда власти обвинили его в критике царского режима и наложили совершенно непосильный штраф в 1500 рублей. Айдар предпочел заменить штраф арестом и провел в заключении три месяца. В следующем году за критику его посадили уже на год. Но революционная борьба лишь разжигала пламя ненависти к царскому режиму, и когда он наконец рухнул, Айдар оказался в первых рядах казахстанских коммунистов. Он обладал пытливым, быстрым умом и искренне верил в торжество социализма.
