– Мама, ну чесслово, сил нет никаких, – и я уткнулась в свою тарелку со вчерашними макаронами.
– Правильно мне говорили, не надо было тебя рожать. Ведь знала я, ничего хорошего из тебя не получится.
– Вот здрасьте! – Есть сразу расхотелось, и я отшвырнула тарелку. – Вот это новость!
– Да, еще мама мне говорила: куда ты с ребенком?
– А я думала, бабушка меня любила.
– Зря думала! Да, я хотела даже аборт сделать. Но папочка твой, сволочь такая, отговорил. А потом бросил меня с тобой на руках, скотина.
– Про скотину я уже слышала.
– Да, да, слышала, – сказала мама плаксивым голосом. – А я тебе еще скажу. Он женатый был, а я, дура, верила, что вот-вот он бросит жену и уйдет ко мне. Сволочь! А я-то уж не девочка, мне-то уже тридцать семь было. Я тоже нормальную семью хотела! Нормального мужа, нормальных детей!
– Но мама…
– Молчи! Из-за тебя все! Из-за тебя у меня вся жизнь наперекосяк пошла. Никому я не нужна была с ребенком на руках. Вот ты во всем виновата!
– Мама, только давай без сцен.
– Без сцен ты хочешь? – Она опять вспыхнула. – А без сцен не получится. Потому что вся наша жизнь убогая – это одна сплошная сцена ужаса! Ненавижу тебя! Убирайся вон!
– Мама, ну перестань…
– Убирайся вон, говорю тебе! Видеть я тебя больше не хочу! Даю тебе три дня, и чтоб духу твоего здесь не было!
– Мама, но мне некуда идти…
– Куда хочешь! Снимай квартиру, комнату, уходи куда хочешь! Меня это не интересует! Убирайся, чтобы я тебя больше не видела!
Она вышла из кухни, хлопнув дверью, а я осталась сидеть в полной растерянности.
* * *
…Лилечке, конечно, были приятны ухаживания Истратова. Взрослый мужчина, занимающий важный пост, – это не сопливый соседский мальчишка. Кроме того, он был ей все равно как брат – по крайней мере, раньше. Но выйти замуж? Вот так, неожиданно? И после того, как он нанес страшное оскорбление ее отцу? В чем заключалось это оскорбление, она бы сейчас и не вспомнила, но о Залмане в доме никогда не говорили с тех самых пор, когда он в ярости покинул его. Не говорили – значит нельзя было. Значит, есть в нем что-то, что делает его человеком не их круга, чужим, почти что гоем. Хотя с гоями часто бывает легче и проще, чем со своими.
Она часто ходила на рынок, потому что у Ханы сил на домашние хлопоты оставалось все меньше. У входа на базар всегда было многолюдно. Нищие и пьяницы, торговцы подержанным товаром и скупщики краденого, всевозможные мутные личности толпились здесь, совершая свои темные делишки. Лилия привыкла к ним, как к неизменному городскому пейзажу, и мало обращала внимания, но иногда все же останавливалась, чтобы поглядеть на старух, которые, усевшись на большие тюфяки, предсказывали будущее, гадая на бобах. Никогда в жизни не подходила она к ним, ведь мать строго запретила приближаться к этим страшным женщинам. Но Лилия чувствовала себя такой одинокой и беззащитной, ей хотелось услышать, что будущее ее не столь безотрадно и пугающе, как настоящее, и она решилась подойти к одной из старух. Та знаком указала ей на маленький табурет. Лилия села. Старуха протянула ей грязную черную руку.
– Деньги давай.
Лилечка порылась в кармане, достала несколько монет – свои скромные накопления. Старуха сгребла монеты, внимательно их изучила, потом взглянула в лицо девушке и сказала:
– Думай.
– О чем?
– О чем хочешь знать.
Старуха вывалила на большой блестящий поднос ровно сорок одну фасолину. Разложила кумалак
[54], разбила бобы на три кучки и выстроила в ряд. Потом по какой-то сложной схеме начала перекладывать фасолины, пока не собрала три ряда. Наконец она глубоко задумалась. Лилия сидела тихо, стараясь не дышать.
– Ты проживешь длинную жизнь, – произнесла наконец старуха. – Очень длинную. Может, сто лет, а может, и больше. Но жизнь твоя не будет счастливой.
– Почему?
– Помолчи, – резко ответила гадалка и снова замолкла.
После долгой паузы она сказала:
– Ты скоро выйдешь замуж. Твой муж тебя знает, и ты его тоже. Он будет намного старше и очень будет тебя любить. Но жизнь твоя будет тяжелой.
– Почему? – снова спросила Лилия.
– Не знаю.
Старуха снова замолчала. Потом резким движением смешала бобы, вскинула голову и впилась в нее тяжелым взглядом.
– Он страшный человек. Очень страшный.
– Кто?
Но старуха только всматривалась в ее лицо, ничего не отвечая.
– Иди, я больше ничего не скажу.
– Но…
– Иди! – прикрикнула она. – Больше ничего тебе не скажу. Но помни: тебя ждет страшный человек.
Глава девятнадцатая
Делать было нечего. Конечно, и я, и мама прекрасно понимали, что за три дня я не найду ни нового жилья, ни новой работы, которая позволила бы самостоятельно снимать квартиру. Поэтому между нами установилась глухая вражда, и ни одна из нас не готова была идти на перемирие.
Тетя Лиля, которая угасала с каждым днем, все-таки не могла не заметить моего угнетенного состояния.
– Что стряслось? – спросила она меня как-то.
– Меня мама из дома выгнала.
– За что?
– За то, что я тварь неблагодарная. Она ради меня собой пожертвовала, жизнь на меня положила, а я вот какая оказалась…
– Дурой ты оказалась.
– Почему это?
– Потому что все, что человек делает, он делает исключительно ради себя. Не верь, когда говорят, что это ради семьи, или ради детей, или ради родины. Человек всегда руководствуется только своими собственными интересами. И только изредка это совпадает с интересами других.
– Что-то вы такое сложное мне говорите. Мама здесь при чем?
– Твоя мама жила всю жизнь так, как ей хотелось. Ей хотелось ребенка – она его получила. Но ребенок вырос. Ты выросла. Она этого не заметила. Вот и смириться не может с тем, что ее время ушло, а твое только начинается. Хотя и с большим опозданием.
– Ну а делать-то мне что теперь?
– Оставайся здесь. Пока не найдешь себе что-нибудь подходящее.
Так я поселилась у тети Лили. Рома вызвался оплачивать мне полный рабочий день, и я стала круглосуточной сиделкой – заняла маленькую комнату по соседству со спальней, перевезла свои вещи, постелила на узкой кровати и начала обживаться.
* * *
…С кем посоветоваться? Кому поведать о своих страхах? В жизни никогда еще Лилечка не чувствовала себя такой одинокой и растерянной. Рассказать матери или сестрам? Нет, это невозможно. Подруг у нее нет, по крайней мере таких, с кем можно поговорить об интимном и важном событии. Остается только один человек, которому можно довериться, – Айдар.
