Спустя примерно месяца три после приезда, когда весна уже вступила в свои права, а город зеленел и переливался множеством цветений, Лев Давыдович сказал как-то сыну Льву:
– Лева, ты не мог бы организовать охоту? Страсть как хочется вырваться из этого убежища на природу, в лес. Поинтересуйся, голубчик.
Молодой человек немедленно отправился к местным органам ЧК с требованием вывезти отца в лучшее место для охоты. Истратов, немало обрадованный возможностью провести время с легендарным Троцким, лично вызвался сопровождать бывшего вождя мирового пролетариата в село Боровое, прекрасно обустроенное как раз для такой цели.
В одно погожее майское утро, в воскресенье, Истратов на служебном автомобиле заехал в апартаменты Троцкого. Он уже был готов: одет в легкий, но удобный холщовый костюм, в кепке и мягких кожаных тапочках – и ожидал Истратова у подъезда. В руках у него было ружье – длинное, двуствольное, за плечами – охотничья сумка с припасами: хлебом, квасом и копченым мясом. В отличие от прошлого приема в этот раз Троцкий встретил Истратова дружелюбно, даже с улыбкой.
– Ну, здравствуй, здравствуй, тезка, – похлопал великий человек его по плечу, – готов повоевать?
– Попробуем, – весело отозвался Истратов.
Когда они сели в автомобиль, Троцкий спросил уже серьезнее:
– Вы вообще когда-нибудь на охоте были?
– Да признаться, не был никогда, товарищ Троцкий.
– Это плохо, – нахмурился Лев Давыдович, – ну что ж, будем вас учить. Знаете, Бисмарк когда-то сказал, что самая большая ложь происходит в трех случаях: перед выборами, во время войны и после охоты. Запомните, молодой человек, ко мне это не относится. Все, что я говорю – чистая правда.
– Да кто же смеет усомниться, товарищ Троцкий?
– Есть такие… От вас я жду только одного: слушайте, что я говорю, и выполняйте мои поручения.
Конечно, будь на месте собеседника кто угодно другой, Истратов бы не преминул показать, кто тут начальник. Но в тоне пожилого господина было столько решимости и твердости, что молодой, но уже опытный чекист не посмел перечить.
– Вы еврей? – спросил Истратова Троцкий чуть позже.
– Да.
– Крещеный?
– Да.
– Нехорошо. Не по-советски это. Не по-большевицки.
– Так это ж до революции было.
– Все равно нехорошо. То, что от еврейства своего отреклись – это одобряю. А что крестились – это плохо.
– Да я и сам раскаиваюсь.
– Ну да ничего. Кто в молодости не ошибался! Главное, что по духу вы преданный большевик. Это так, я надеюсь?
– Конечно, Лев Давыдович.
– Вы, наверное, слышали, какие пакости про меня пишут.
– Да уж, читал.
– Не верьте. Более пламенного революционера, чем я, все равно не найдете. Я на нее, на революцию, жизнь положил. Революция, собственно, потому и революция, что все противоречия она сводит к альтернативе: жизнь или смерть. Я выбрал жизнь внутри революции. В наши времена все разногласия решались просто: гильотина. Сегодня же гильотину заменила кляуза. Прошлое фальсифицируется, мировая революция терпит поражение за поражением, а сталинская бюрократия тем временем укрепляется. То, чего мы добились с товарищем Лениным, сейчас переосмысливается этими мерзкими интриганами. Происходит политическая передвижка классов: те, кто раньше был внизу, в стороне от революции, сейчас лезут наверх. И им совершенно невыгодно говорить правду о реальных событиях Октября. Им выгодно перекроить историю под себя, мол, это они привели к пролетарской революции, а мы – что ж, жалкое племя, размолотое в муку мельницей истории. Наша задача в этом случае – не капризничать, а бороться за свои интересы. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Понимаю, Лев Давыдович, но не могу с вами согласиться. Вы несколько субъективируете ситуацию. Хотя я и не отрицаю, что гонения на вас преувеличены…
– Молчать! Что вы знаете! Сталин – это самая выдающаяся посредственность нашей партии! Он дальше своего носа не видит! Меня все предали, разве вы этого не понимаете? Друзья, соратники – эти псы шелудивые, Зиновьев и Каменев – они же кампанию мерзкую против меня вели, и все ради того, чтобы в глазах начальства хорошо выглядеть. А их потом троцкистами второго сорта назвали. И поделом! И правильно! Но против Сталина они – пшик, мошки. Сталин их в бараний рог скрутит. И правильно сделает, между прочим! Понимаете? Сейчас время ничтожеств, вот в какое время мы живем.
– Товарищ Троцкий! Я как должностное лицо не могу позволить, чтобы в моем присутствии велись такие разговоры. Так что попрошу вас сменить тон, иначе мне придется прибегнуть к мерам…
– Ну ладно, ладно, – сказал Троцкий уже примирительно, – успокойтесь вы. Кстати, долго нам еще ехать?
– Нет, подъезжаем уже.
Он глянул в окно. Маки застилали степь, словно огромный красный ковер. Они простирались до самого горизонта, где солнце соприкасается с землей. Маки были крупными, со спелыми головками и черными зернышками. Они опьяняли своим запахом, а красота их была столь завораживающей, что хотелось тут же лечь на это ложе, укрыться алым одеялом и заснуть спокойным сном. И еще подумалось, что миллионы этих цветов создают невероятную, поразительную красоту, каждый же по отдельности одинок и жалок.
Автомобиль остановился возле охотничьего домика недалеко от живописного озера. Выйдя из машины, мужчины ощутили свежий аромат хвои и водорослей. Они огляделись вокруг: чистейшая озерная вода отливала синевой; по ней шла мелкая рябь от чуть заметного ветерка; плескались караси, весело выпрыгивая наружу и оставляя на воде замысловатые круги и спирали; здесь же, в зарослях ивняка и камышей, ютились утки: они часто выходили из своего убежища, не подозревая об опасности, ныряли в воду в поисках съестного, чистили клювом перышки, учили желтых, взъерошенных малышей плавать и добывать пищу. Из леса доносились крики фазанов, топот заячьих лапок, шорохи мышей и мелких птиц, и стук дятла.
Их явно ждали. Откуда-то появился пожилой казах-лесник с крынкой кумыса. Гости с удовольствием напились и даже чуть-чуть захмелели.
– Ну что, пойдем? – спросил ссыльный. Истратов довольно кивнул.
Не успели они отойти и на несколько метров от озера, как наткнулись на утиное гнездо. Заботливая мамаша нарочно укрылась вдали от глаз, чтобы никто не мешал ей высиживать яйца. Рядом крутился и отец – он был красивым, нарядным: шейка переливалась разными красками, от ярко-зеленого до темно-синего; перья были черными, с белой крапинкой; лапки красные, с острыми коготками на концах. Утка, наоборот, красотой не отличалась: серая, бестолковая, толстая, она грозно шипела на непрошеных посетителей и вид имела довольно опасный.
– Ишь ты, – усмехнулся Троцкий, – мегера!
Они прошли в глубь леса. Под ногами трещали ветки и сосновые иголки; то и дело попадали шишки диковинных видов; хвойные деревья перемежались березами, у корней которых росли грибы; пеньки поросли мхом и маленьким цветочками, желтыми, синими и красными; то и дело в кустах шныряли, шурша, животные, не желавшие показывать носа, пока в гостях у них находились люди…
