В этот момент душераздирающих мучений позвонил старый знакомый, коллега по цеху, известный ходок и убийственный обаяшка.
– Что делаешь? – спросил он.
– Сижу пью кофе.
– Один?
– Один.
– И ради этого стоило уходить из семьи?
Леонид подумал-подумал, собрал вещички и вернулся.
…С Соней было по-другому – так, словно ничего не изменилось, просто застыло во времени, а сейчас, с ее появлением, опять загорелось, как огонь в печи. Как будто он долго не знал и вдруг понял, что все может быть по-другому – можно опять почувствовать себя молодым и энергичным; ощутить, что все еще полон сил и желаний… И поверить что впереди – долгая, полная чувственности и эмоций жизнь.
Поэтому он мучился, искал выход, пытался подготовить жену и готовился сам. Но как это сделать? Он не представлял.
И в то же время была Соня. Почему-то он четко разделял эти две жизни: одна – дом, где было вкусно, спокойно и привычно, а другая – праздник, где было шумно, красиво и непредсказуемо. И та, и другая были необходимы. В одной он черпал энергию, в другой искал отдохновения. Это было так естественно, что он искренне не понимал: зачем что-то менять? Зачем портить то, от чего всем делается хорошо?
Соня ждала, когда же он совершит последний, решающий шаг. В ее квартире давно уже поселились его зубная щетка и бритвенный станок, пара брюк и с десяток рубашек. Правда, она не содержала их в таком образцовом порядке, как Наталья, – ну, так она и не нанималась! Она женщина-праздник, женщина-счастье, а не уборщица, прачка и кухарка в одном флаконе.
Но решающего шага все никак не происходило. Казалось, Леонида устраивала эта двойная жизнь. Кроме того, с появлением внучки он, как хороший семьянин, больше времени проводил дома.
– Почему ты ее не бросишь? – спросила она однажды.
– Потому что я не подлец, Сонечка.
– Значит, спать со мной, жить со мной, врать, извиваться – это ты не подлец. А честно сказать обо всем жене, отпустить ее, в конце концов, – это ты подлец.
– Да.
– Тогда ты не подлец, Леня. Ты бессовестный мудак.
Леонид бросил на нее гневный взгляд, но ничего не ответил.
– Я только одного понять не могу, – не унималась она. – Но ты посмотри на меня и на нее. Я красивая, молодая, здоровая. Я самостоятельная успешная женщина, которая всего добилась сама. Неужели тебе ближе вот это… это убожество? – Последние слова она сказала, срываясь на рыдания.
Леонид посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом.
– А мне для семьи не нужна успешная самостоятельная женщина. Для семьи нужна удобная женщина. Понятная. Предсказуемая. Женщина, которой не нужно соответствовать. Да и вообще, хватит болтать. Нам что, больше нечего обсудить, кроме как мою жену? Забудь о ней.
Соню это совершенно не устраивало. И после длительных раздумий она решилась на то, о чем раньше и подумать боялась.
* * *
Вместе с верной Беллочкой Наталья отправилась к гадалке. Они долго блуждали среди старых развалин с кривыми заборами и давно облупившейся краской на фасадах, с высохшими цветами в расколотых вазонах, с бельем на балконах, которое, даже выстиранное, выглядело грязным и поношенным. Наконец отыскали нужный дом и вошли в подъезд, где пахло кошками, а на стенах были развешаны старые постеры, вытертые от дряхлости вышивки, пыльные картины с высушенными цветами, приклеенными криво и нелепо.
Дверь не была заперта. Женщины вошли, и жалкая эклектика, что они увидели еще при входе в квартиру, внутри превратилась в настоящий хаос. Здесь были разбросаны книги, обрывки журналов, куски штукатурки, тряпки, остатки засохшей пищи, банки из-под чипсов… Пахло горячим воском, сигаретным дымом и кошачьими консервами. Тут же шныряли бесчисленные кошки, оставляя за собой шлейф из шерсти и ароматы давно не чищенного туалета. Гадалка, представившаяся Майей, сидела за большим деревянным столом в окружении этого невыразимого бардака. Выглядела она под стать своему жилищу: с копной взлохмаченных, давно не крашенных рыжеватых волос, с одутловатым опухшим лицом и маленькими сверлящими глазками. В зубах она держала сигарету.
– Садись, – велела она Наталье. Та покорно села, а Беллочка осталась стоять в стороне.
– Знаю, – сказала она, когда Наталья попыталась открыть рот. – Муж гуляет.
Та так и осталась сидеть с раскрытым ртом, пораженная таким внезапным откровением.
– А че ты удивляешься? – усмехнулась гадалка. – Думаешь, ты одна такая? Так ко мне с другими вопросами не приходят. Или «когда я выйду замуж», или «как мне вернуть мужа». Все бабы одинаковые.
– Да, – промямлила Наталья.
– И мужики тоже, – веско сообщила гадалка.
– Да, – снова согласилась Наталья.
– Ну, давай погадаем?
– Если можно.
– Можно, почему ж нельзя.
Майя разложила карты, приказала Наталье вытащить по одной – начальную и конечную. Затем надолго задумалась. Одной рукой она подносила сигарету к губам, другой копошилась в своей грязной голове. Размышления длились долго, пока наконец она не подняла взгляд на нее и не сказала внушительно:
– Гуляет. Ясно вижу.
– Ага.
– Любовь у него.
– Ага.
– Но ты не отчаивайся. Это все потому, что на тебе проклятие. Вот, видишь?
Она неопределенно ткнула пальцем в карты, и было совершенно неясно, какая же из них свидетельствует о страшном проклятии. Беллочка с Натальей тут же оживились.
– Сглаз, – заявила гадалка и откинулась на стул, продолжая изучать обеих маленькими внимательными глазками.
– И что же делать? – спросила Наталья.
– Понятно, что. Чиститься.
– Это как?
– Для начала надо дом почистить.
Судя по состоянию квартиры самой ведуньи, свой дом она чистила нечасто.
– А как?
– Много способов есть, – деловито начала объяснять Майя. – Святая вода, соль, воск.
– А можно все сразу? – встряла в разговор Беллочка. – Чтобы надежно и навсегда?
– Можно, – кивнула гадалка, – но это дороже.
– Мы готовы, – сказала Наталья. Хотя было не очень понятно, кто это «мы» – Беллочка за возвращение чужого блудного мужа платить явно не собиралась.
Наталья отсчитала купюры согласно прейскуранту, и деньги тут же исчезли в залежах барахла. После этого гадалка выдала соль, свечки, воду и четкие рекомендации, как все это использовать.
– Потом еще нужно будет личную карму почистить, – сообщила гадалка, провожая дам к выходу.
– Обязательно, – пообещала Наталья, стараясь дышать ртом, потому что в нос жестоко бил запах кошачьей мочи.
