— Постой!
Я догоняю приятеля и хватаю его за предплечье. Он с недоумением смотрит на меня.
— Если у тебя ко мне не вопрос жизни и смерти, то я предпочёл бы отправиться по своим делам. Я тороплюсь.
— Вот именно. В последнее время ты только и делаешь, что постоянно куда-то торопишься. В чём дело, приятель? Ты нажил себе неприятностей? Проигрался в карты и не знаешь, как вернуть в долг? Поэтому крутишься и не сидишь на месте?
Адам окидывает меня преувеличенно удивленным взглядом и издаёт смешок, хлопнув по плечу:
— Дружище, в моей жизни на самом деле кое-что происходит. И я обязательно тебе об этом расскажу.
— Если у тебя проблемы…
Друг останавливает меня взмахом ладони:
— Дэйв, тебе пора начать смотреть на жизнь под другим углом. У меня нет проблем. Наоборот, я уверен, что скоро всё решится просто замечательно… — он ещё раз хлопает меня по плечу, успокаивая, и обещает: — Как только решусь, ты первый узнаёшь, в чём дело.
Эти слова ни хрена не помогают мне, только обостряют желание узнать, что же такого происходит в жизни моего лучшего друга. Макс, общающийся с Адамом довольно тесно, тоже замечает, что он в последнее время сам не свой, но тоже не знает, в чём дело. В шутку я предлагаю устроить за приятелем слежку, чтобы знать наверняка, какого хрена творится.
⁂
— Дорогой, ты должен быть на ужине, — воркует мама, позвонив мне по телефону.
— Сегодня пятница? — прохладно интересуюсь, глядя на настольный календарь. — Не уверен. Сегодня среда.
В ответ мама вздыхает. Мои отношения с семьёй несколько натянутые. Родители считают меня неамбициозным. Быть неамбициозным в славном семействе Коэнов считается преступлением. Фамилию Коэн прославили, пожалуй, все представители семейства. У отца — банковское дело, маме достался трастовый фонд. Старший брат занимает видное положение в министерстве юстиции, младшая сестра — выдающаяся гимнастка, несколько раз подряд бравшая Олимпийское золото. У неё есть своя сеть школ по художественной гимнастике. Я могу приплести к этому списку дядюшек, тётушек, кузен и кузенов. Все отличились в той или иной степени. Все, кроме меня. Я отличился лишь тем, что живу по накатанной и не стремлюсь оседлать волну. Меня более чем устраивает мой годовой доход от доли участия в трастовом фонде. Преподаю я потому что мне это нравится. Вот, пожалуй, и всё. Я пытаюсь вспомнить что-нибудь примечательное за свои почти сорок лет жизни, и мне это не удаётся. На ум приходят лишь какие-то скандальные интрижки, пьяные выходки, драки или безумные споры… Ничего того, о чём можно было бы с гордостью рассказать семье. Ничего из того, что можно было бы повесить в золочёную рамку на стену почёта в фамильном особняке Коэнов.
— Милый, нашей семье нет необходимости придерживаться строгого графика. Ужин состоится сегодня. Мы хотели бы видеть тебя в кругу любящих сердец…
Мама делает красноречивую паузу. Она ждёт покорного согласия, но я молчу. Я — средний сын Коэнов, ничем не выдающийся и плюющийся безразличием почти на всё. Поняв, что так она от меня ничего не добьётся, мама вздыхает:
— Милый. Прошу не только я. Отец тоже просит.
Она делает ударение на последнем слове. Я понимаю, что это ни хрена не просьба, а прямой приказ вроде тех, что дают собакам — к ноге, фас, апорт.
Сейчас мне скомандовали к ноге. Я редко контактирую с отцом. Ещё реже, чем со всеми остальными членами семьи. Если мама говорит, что отец просит, значит, его терпение на исходе, и он может взяться за самый действенный кнут — выдавить меня из членов правления фонда, отобрав источник доходов.
— Передай папаше, что я буду на ужине.
— Чудесная новость. И надень, пожалуйста, смокинг, — добавляет мама. — Он смотрится на тебе просто великолепно.
Смокинг, мать вашу? Сразу становится ясно, что ужин не будет простым. Я звоню сестре и через несколько минут узнаю, что о званом ужине всем сказали заранее. Всем, кроме меня.
— Это было решение отца, — говорит извиняющимся тоном Элис. — Он приказал, чтобы мы держали рты на замке.
— Хм… Ясно. Что вы получили взамен? Какие новые игрушки презентовал папаша за послушание? — ухмыляюсь, слыша вспышку недовольства в участившемся дыхании сестры. — Ладно, забей. Я буду на вечере.
— Отец просто не хотел, чтобы ты слинял, как в прошлый раз! — объясняет сестра.
Она намекает на случай прошлой весной, когда одно из помпезных мероприятий готовилось заранее. Всего гости были извещены за полгода до начала торжества. Я в том числе. Но я слинял на острова в последний момент. Отец был оскорблён моим пренебрежением.
— Никто не расстроился.
— Семейное фото не было полным.
— Да брось, Элис… Художник неплохо справился с задачей, вырезав мою фигуру с фотографий другого званого вечера и вставив в нужное место…
Я болтаю с Элис ещё минут пять. Она, пожалуй, единственная из семьи, общение с кем мне доставляет удовольствие выше среднего. Во всём остальном я готовлюсь к вечеру, который будет напоминать пикник в чистилище — мне обеспечен град колкостей, завуалированных в красивые комплименты.
Глава 11. Дэвид
Семейный ужин оказывается ещё роскошнее, чем я мог себе представить. Фамильный особняк Коэнов светится, как огромный свадебный торт, украшенный сотнями свечей. По дому лавируют женщины в платьях от роскошных кутюрье с мировым именем. Я замечаю среди приглашённых важных шишек Чикаго. Видимо, отец решил приблизить к себе всех, кого только можно.
Явившись перед строгими родителями, отдаю должное семье. То есть затыкаюсь, когда нужно, позирую для семейных фото, поддерживая светскую беседу. Иногда я поглядываю на циферблат часов в ожидании момента, когда можно будет свалить. Но планы нарушает отец, подошедший ко мне с намерением поговорить.
— Отлично выглядишь, Дэвид.
— Ты тоже, отец…
— У меня есть к тебе разговор, — заявляет строгим тоном.
Я молча киваю и беру у проходящего мимо официанта бокал. Катаю терпкую жидкость на языке, наслаждаясь первоклассным односолодовым шотландским виски. Отец отходит в сторону от гостей, я следую его примеру. Мы занимаем место у панорамного окна в большой зале.
Ирония в том, что мы оба не знаем, как начать разговор. Отношения у нас очень натянутые. Отец первым прерывает затянувшееся молчание.
— Я собираюсь занять место в Сенате.
— Я знаю, — коротко отвечаю.
Мне больше нечего сказать. Отцу шестьдесят пять лет, но выглядит значительно моложе своих лет. По правде говоря, некоторые принимают отца и сыновей Коэнов за братьев. Отец активен и успешен. Язык не повернётся назвать его стариком.
— Думаешь, у меня получится?
— Ты напрашиваешься на похвалу? — уточняю.
