— Ха! — коротко отвечает Мерзавец. Через несколько секунд он добавляет ещё одно такое же короткое «ха». — Очень смешно, Огонёчек. Я чересчур хорошо помню, как ты кончала на моём члене! — усмехается. — А твой первоклассный отсос говорит о том, что у тебя большой опыт.
— Моё умение делать минет говорит только о том, что отсос для меня — это способ избежать нежеланной близости с мужчиной. Я лучше отсосу, чем дать себя трахнуть. Не догадываешься, почему? Нет?! Ты сделал это со мной, похотливое животное! Я ненавижу саму мысль о сексе после той ночи, проведённой с тобой! Теперь я фригидная и холодная, как Антарктида. И пошёл бы ты на хрен, ушлёпок! Слишком поздно для вежливых звонков!
— Воу, тормози! — ледяным тоном осаждает меня Мерзавец. — Ты так забавно рычишь и скалишь маленькие белые зубки. Нравится отсасывать и полировать ствол языком? Я дам тебе такую возможность. Просто представь мой член у себя во рту. Я буду дарить счастье сосать его очень часто…
— Думаю, тебе это скоро надоест. Даже самый вкусный десерт приедается, если лопать его большими порциями каждый день. И что-то мне подсказывает, что ты — обжора. Не остановишься на маленькой порции. Начнёшь брать жадно и много. И поначалу тебе будет в кайф, а потом приестся… Так что думаю, очень и очень скоро я смогу использовать наш договор по прямому назначению — подотру им задницу!
Не знаю, откуда во мне берётся столько злости и грязных слов. Мерзавцу удаётся сорвать с меня покров порядочности за считанные секунды. Я становлюсь бестией и демоницей, плюющейся огнём.
— Говоришь, стала фригидной после ночи со мной? — ухмыляется Мерзавец. — Думаешь, что не потечёшь?
— Ты сломал что-то во мне, — внезапно севшим голосом говорю я, так тихо, что сама еле слышу свои слова.
— С этого момента я буду считать, что ты бросаешь мне вызов. А я охуеть как не люблю проигрывать, Огонёчек. Готовься… Скоро твоя киска начнёт извергать потоки влаги. Я избавлю тебя от фригидности волшебным прикосновением члена! — самоуверенно заявляет Мерзавец.
Я начинаю смеяться. Сильно и громко, аж слёзы льются градом, и живот начинает колоть от смеха.
— Смейся, смейся… Доктор твоего тела наведёт порядок.
— В моей вагине? — уточняю я, рыдая от смеха. Наверное, это просто истерика.
— Секс у женщин начинается не только в вагине… — глубокомысленно изрекает Мерзавец. — Скоро ты получишь посылку с первой таблеткой лекарства.
* * *
Я возвращаюсь в дом. На ужин я уже опоздала, да и мама не горит желанием проводить время в столовой. Она болтает с подругой по телефону, обсуждая выставку редких, экзотических птиц. Моя мама любит их — канареек и прочих певчих птичек. Мечтает заполучить какой-то особо редкий экземпляр. Что-то в этом роде, я не вдаюсь в подробности, просто улавливаю часть разговора.
— Как ты, Эбби? — коротко спрашивает она и, едва дождавшись пары фраз в ответ, опять возвращается к прерванному разговору.
Иногда мне кажется, что отец застращал маму настолько, что отучил её любить меня по-настоящему. Иногда я кажусь себе тенью, бродящей по коридорам родительского дома. Не чувствую себя живой, просто действую согласно тому, что все ждут от меня. На ум приходят слова Тома:
— Чего бы хотелось тебе самой?
И я не могу ответить на этот вопрос. Могу ответить только одно — хочу жить, не испытывая ни чувства стыда, ни груза памяти.
Случайно пересекаюсь с Сарой на кухне. Она роется в холодильнике, ища любимую содовую среди прочих прохладительных напитков. Сестра выглядит присмиревшей и не пытается дерзить. Видимо, она чувствует благодарность за спасение. Вопрос только в том, надолго ли хватит её терпения?
— Тебе достать? — спрашивает Сара.
— Давай, — соглашаюсь я. Ловлю баночку, брошенную Сарой, и открываю шипучку. Сестра подходит ко мне и стукает своей банкой о мою.
— Спасибо за то, что прикрыла мою задницу, — серьёзно говорит она. — Мне бы точно не поздоровилось!
— Это было в последний раз, Сара. Потому что твоё спасение обернулось для меня… — едва не признаюсь, что из-за этой мелкой, избалованной дряни я влипла, но вовремя перехватываю слова. — Неприятным разговором с отцом.
— Отец узнал обо мне? — бледнеет Сара.
— Разумеется, он узнал об аварии. Но всюду стоит моё имя.
— Оу, прости-и-и-и… Тебе наверняка не поздоровилось из-за меня. Я же знаю, как папа тебя не любит и считает лишней, — сообщает Сара с невинным выражением лица. — Просто не бери в голову. Уверена, он любит тебя. Где-то в глубине души.
— Больше этого не повторится, только и всего. Если тебе взбредёт в голову снова накуролесить, просто забудь, что у тебя есть сестра, — советую я.
Сара усмехается, немного наклоняет голову набок и становится похожей на отца.
— Что стало с тем красавчиком?
— О ком ты? — хмурюсь, недоумевая.
— Когда я врезалась в машину, я подбежала посмотреть. Увидела кровь и испугалась, сразу позвонила тебе. Но он вроде ничего, да? — глаза Сары загораются нездоровым огоньком. — Горячий парень.
— Нет. Это не человек, а кусок ослиного помёта! — возражаю я чересчур резко.
Не знаю, что меня больше злит — безголовость моей сестры или то, что она заинтересовалась этим ублюдком? О, конечно, не второе! Я не могу ревновать Мерзавца. Он для меня никто. Просто тень из прошлого.
— Ты часто думаешь о том, что было? — спрашиваю у сестры, уже собравшейся уходить.
— О чём? — удивляется Сара. Так натурально и искренне, что я понимаю глупость своего вопроса. Но всё равно уточняю, произнося вслух:
— Я говорю о том, когда нас похитили пять лет назад и держали в заложниках в притоне.
— Нет! — качает головой Сара. — Мне было очень страшно в самом начале, но потом мне что-то вкололи. Я проспала большую часть времени. Помню только, когда нас сажали в машину и везли обратно. О, и больницу я тоже помню! — восклицает сестра. — Отец затаскал меня по обследованиям, параноик!
Сара трещит без умолку, настроившись на любимую волну — порицание родителей.
— А ты? — задаёт она вопрос в свою очередь. — Ты часто думаешь о том, что было?
— Нет, — твёрдым голосом отвечаю я. — Я не спала, в отличие от тебя. Было жутко.
— Да, ты трусиха. Надеюсь, тебя не часто мучают кошмары, — ободряюще улыбается сестрица и целует воздух возле моей щеки. — Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, — отвечаю я машинально.
Отставляю содовую в сторону — я почти не употребляю газировку. Предпочитаю простую минеральную воду или натуральный свежевыжатый яблочный сок. Поднимаюсь к себе наверх и долго ворочаюсь в большой кровати, борясь с желанием помолиться и попросить у бога в очередной раз:
— Забери её. Забери мою память…
