Мораль, принципы, навязанные нормы поведения, рассудок — всё к чёрту. Я просто кончаю. Долго и мощно. Возможно, потом я возненавижу Мерзавца за то, что он сом мной вытворяет, но сейчас просто растворяюсь под лаской его языка. Грязного и умелого языка. Он прав. Его язык слишком грязный и умелый, чтобы не пустить его в ход.
Мерзавец поднимается и долгим взглядом смотрит мне в лицо.
— Прекрасно… — говорит он хрипло и пожирает моё удовольствие, втягивает его в себя, через поры кожи, через расширенные чёрные зрачки. — Кажется, теперь мы в расчёте! — ухмыляется он, поправляя на мне трусики.
— Что? — охрипшим голосом спрашиваю я.
— Можешь уничтожить свой экземпляр договора, — небрежно говорит он, вытирая большим пальцем влажный след под своей нижней губой. — Теперь я не вижу в нём никакого смысла. Отрабатывать должна была не ты. Кажется, виновница приходится тебе сестрой.
— Сара? — спрашиваю я, мгновенно приходя в себя. — Ты не посмеешь тронуть мою сестру! Она совсем ещё ребёнок!
— Ей девятнадцать. По виду — та ещё скороспелая давалка! — гнусно ухмыляется Мэтью.
— Нет. Не трогай её! Мэт, не трогай её, пожалуйста! Пожалуйста, Мэт… — повторяю, как заведённая.
Я просто не могу даже подумать о том, чтобы Мэтью трогал мою Сару.
Хуже всего тот факт, что мне НЕ НРАВИТСЯ думать о том, что он трахает её. Я не хочу этого! Я не могу этого допустить! Возможно, он — просто вирус. Смертоносный вирус. Почему мне БОЛЬНО думать о том, что Мэтью подкатит к сестре с предложением потрахаться. А она… не откажет ему?!
— О, я вижу, что ты разочарована? Понравился вкус моего члена? Оргазмы — слаще, чем наркотик, да? На них подсаживаешься, Огонёчек… — Мерзавец обхватывает мою шею пальцами и сдавливает её, лишая воздуха. — Но у меня есть к тебе предложение. Ты всё ещё можешь получать свою дозу грязного удовольствия. Ты можешь добровольно занять место в моей постели.
— Я не твоя игрушка! И никогда ей не стану!
Я отрицательно мотаю головой. Нет. Нет. Нет. На всё — нет. Я не могу отдаться ему добровольно и не могу думать о том, что он будет трахать кого-то ещё.
— Я могу трахать тебя нежно и грязно. Десятками разных способов. И после меня тебе больше не захочется смотреть на других мужчин. Только я, Огонёчек. И… — он сдавливает пальцы ещё сильнее, перед глазами начинают плясать тёмные пятна. Мерзавец пошло посасывает мои губы и раздвигает их языком, толкаясь до самой глотки. — И ты уже зависима от меня.
Глава 31. Эбигейл
— Эбби? Ты решила остаться дома? — удивляется мама, заглядывая в мою комнату. — Но как же работа?
— Я плохо себя чувствую. Буду работать удалённо, — хрипло отвечаю я.
— О, у тебя что-то с голосом. Вызвать врача?
— Спасибо за заботу, ма. Я просто выпила бы ромашкового чая…
Я остаюсь дома. Мой голос охрип не из-за болезни. Накануне ночью я долго и глухо рыдала в подушку, проклиная судьбу. Как я могла проникнуться чувствами к этому Мерзавцу? Чем он покорил меня? Гадкими словечками? Красивой внешностью? Похабными манерами?
О боже, он худший из вариантов. Но я схожу по нему с ума, как кошка. Сара вернулась под утро. Сначала пошла в душ. Долго пробыла там. Я с каким-то садистским упорством думала о том, что она смывает с себя сперму Мерзавца. Вытравить из себя эти чувства и не думать о нём! Но как же больно и тяжело это сделать!
Я не явилась в офис только потому, что мне было бы тяжело находиться рядом с ним и дышать одним воздухом. Но Мерзавец не оставил меня в покое. После полудня он позвонил мне. Я долго не решалась ответить, но потом подняла трубку.
— Алло.
— Тебя нет в офисе. В чём дело, Огонёчек?
От его слова «Огонёчек» засосало где-то под ложечкой. Так нежно и необыкновенно меня называл только он. Больше никто. Так грубо и грязно меня трахал только Мэт.
— У тебя хриплый голос. Ты заболела?
В голосе Мерзавца слышатся неподдельные нотки тревоги. Или мне просто хочется их слышать? Я прикусываю губы, чтобы не выть.
— Я не могу появиться в офисе.
Мне хочется слышать его голос. Ещё и ещё. Мне хочется прекратить эту пытку. Я всхлипываю. Сначала один раз, а потом ещё и ещё.
— Не реви, Огонёчек. Если ты больна, значит, тебе стоит находиться дома. У тебя был врач?
— Нет… — говорю, едва не рыдая.
Мне так непривычно слышать заботу в его голосе. И в то же время я знаю, что я вижу в нём то, чего нет. Я замечаю в нём лишь то, что сама себе нафантазировала.
— У тебя будет врач. Жди! — и внезапно он добавляет. — Всё будет хорошо, Огонёчек. Не реви…
Я бросаю телефон прочь и словно нарочно, заливаюсь слезами. Зачем он говорит со мной так нежно и заботливо? Чтобы потом потоптаться по мне? Снова и снова? Зачем? Он просто хочет сожрать меня — выпить эмоции и опустошить душу, оттрахать тело так, чтобы от меня самой не осталось ничего, кроме сухой и пустой оболочки.
Врач приезжает меньше чем через час. Я не хочу его пускать. Любому станет ясно, что со мной полный порядок. Но мама настояла на том, чтобы он осмотрел меня. Мужчина производил хорошее впечатление, поэтому я не стала препятствовать осмотру, с тоской думая о том, что он несомненно доложит Мэтью о моём настоящем состоянии.
— Я бы порекомендовал вам находиться в постели ещё пару дней, — внезапно говорит доктор. С удивлением смотрю в его светлые глаза. — Нервное истощение может быть так же опасно, как серьёзное вирусное заболевание, — объясняет он. — А в некоторых случаях даже опаснее. Всего хорошего, мисс. Вот здесь рекомендации и рецепт…
Врач уходит. Не знаю, пожалел ли он меня или на самом деле посчитал, что мне стоит отдохнуть. Наверное, я выгляжу настолько ужасно, что всем вокруг хочется меня пожалеть. Мне придётся дистанционно решать многие из вопросов. И я искренне рада тому, что смогу отдохнуть от пристального внимания Мэтью.
Отдохнуть? Как бы не так! Мой телефон то и дело разрывается звонками и сообщениями от него. Но как ни странно, он обсуждает со мной исключительно деловые вопросы. Я рада этому. Конечно, я рада.
Но внутри испытываю странное ощущение пустоты. Какой-то части меня нравилось то, как он смотрел на меня — жадно, одержимо, голодно. Мне нравилось, что он желал меня так, как не желал ни один другой мужчина. Сейчас я оказалась этого лишена и начинаю тосковать по его жажде.
Первый день пролетает незаметно. Меня навещает Стенли, принося с собой огромный букет цветов и сожаления о том, что я не смогу составить ему компанию на какой-то крутой вечеринке. Я с трагическим выражением на лице приношу извинения, но в душе рада. Но Стенли уверяет меня, что предпочёл бы появиться в моей компании и заверяет меня, что вернёт приглашение и лучше проведёт это время с пользой, навестив родственников, проживающих в соседнем штате.
