– Не помогал мне с налогами?
– Нет.
– Не летал со мной на параплане?
– Мы никогда не летали на параплане.
– Это есть в моем списке. И справедливости ради, с налогами ты мне тоже не помогал. Был и такой вариант?
– Абсурд какой-то.
– Ага, – произнес я и прошептал: – Ты имел в виду, что никогда не дал бы мне играть с твоими баскетбольными шарами?
Уилл издал звук, который был бы к месту, если бы он был удивленным псом. Он ткнул меня локтем в бок.
– Тсс!
Я хотел засмеяться, но даже моя улыбка резко улетучилась. Серьезно? Мы даже наедине не можем ничего обсуждать? Не чересчур ли драматично?
– Что? – громко спросил я. – Боишься, что все в музыкальном классе могут подумать, что ты гей, если узнают, что ты со мной мутил?
– Олли, серьезно.
Я попятился, вытянул руки в стороны и начал кружиться.
– Здесь никого нет, Уилл. Понимаю, ты не хочешь выставлять напоказ то, что мы познакомились летом, но нам надо продолжать притворяться, что между нами ничего не было, когда мы и наедине? Мне как-то некомфортно. Что между нами происходит?
Уилл закрыл крышку пианино и повернулся ко мне. В моей голове вдруг возникла картинка: вечер у озера. Я не помнил, когда именно это было или чем мы в тот день занимались. Но не забыл закат, проливающий на воду лавандовое сияние. Стрекозы проносились мимо меня, пока я стоял на краю пристани. А Уилл барахтался в воде, и наружу торчали его голова и плечи.
Но тогда он улыбался. А сейчас, в реальной жизни выглядел настороженным. Словно боялся, что я причиню ему боль. Если правда являлась оружием, то, пожалуй, я собирался ее использовать.
– Я просто… не хотел, – наконец сказал он. – К чему нам такие… неудобства? заговаривать об этом, если все равно будет неловко?
Так я и знал. Правда точно являлась оружием. Он ранен.
– Почему неловким? Ты о чем-то жалеешь?
У нас началось молчаливое противостояние. Мы уставились друг на друга так, словно тот, кто первым моргнет, окажется тем, у кого есть чувства. Тем, кто мог быть обиженным.
Уилл сдался первым.
– Нет. Я не жалею.
– Тогда давай признаем, что это было… пожалуйста? – вклинился я, чуть ли его не перебивая.
– Э-э-э…конечно.
– Скажи, что ты меня целовал, – продолжал я.
Ей-богу, он осмотрел класс! Может, решил, что кто-то за последние тридцать секунд незаметно сюда пробрался?
– Я тебя целовал.
– Прошептал он неохотно, – добавил я.
– Я тебя целовал, – громко повторил Уилл.
– Много раз.
– Не так много, сколько ты целовал меня, – заявил он, и я почувствовал, как напряжение рухнуло.
Вот оно. Это Уилл, которого я знал. Из нас двоих именно он должен быть уверенным в себе.
– Я не вел учет, – заметил я.
– Ты уж поверь мне.
– Угу.
Он встал и подошел ко мне, не разрывая зрительный контакт.
– Я, кстати, помню нечто большее, чем просто поцелуи.
– Неужели?
Я превратился в сорокапятилетнюю хищницу. Серьезно? Вызывайте подмогу, я не умею флиртовать. Ох, стойте, он сделал еще один шаг, и еще один, и смотрел на мои губы. Прямо уставился на них. Внезапно все, что я мог, это глядеть на то, как он смотрит на мои губы.
А потом я все понял. Он хочет меня поцеловать.
Люди говорят, что, когда умираешь, перед глазами проносится вся жизнь.
А в этот момент перед моим взором пронеслось все мое будущее. Зато Уилл крепко-накрепко засел в чулане и каждую секунду явно испытывал дискомфорт, вспоминая прошлое и возвращаясь в настоящее. Даже если сейчас он пытался меня поцеловать, минуту назад он проверял, нет ли в классе шпионов.
Менее расслабленным он быть уже не мог.
Ох, но сейчас я чувствовал его запах. Так сильно. Закружилась голова, на меня накатывала слабость, и, если честно, я бы продал собственную бабушку за шанс его поцеловать. Но тогда я снова почувствую его вкус и вернусь в исходную точку. Я пойду домой, паря в воздухе и повизгивая, и буду ждать, когда он мне напишет. Но он, возможно, – наверняка – не напишет. И конечно же будет вести себя странно в школе. А я?
А я буду купаться в гнилом свечении безответного ада.
Последний месяц я все контролировал. У нас был ритм. И спокойствие. Я не мог от этого отказаться. Не осмелился бы вернуться к отчаянной тоске и надежде и вновь быть отвергнутым. Даже ради поцелуя с Уиллом.
Даже если я очень, очень, очень, очень (я и правда от такого откажусь?) очень этого хотел.
Поэтому, продолжая давать себе мысленные пинки, я отскочил назад.
– Ты прав, – сказал я. – Я, например, помню, что мы играли в баскетбол. В общем, можешь мне дать несколько минут? Я почти выучил эту музыкальную фразу.
Я с трудом взял гитару и поднял ее между нами, словно это был чеснок, а Уилл являлся вампиром-сердцеедом. Не отводя взгляда от своих пальцев, я вернулся к игре, как будто последних пяти минут не было и в помине.
Я не смотрел на Уилла.
Но потом все-таки поднял взгляд. Увы, он опять сидел на стуле и с непринужденным видом читал учебник.
И на сей раз книга уже не была вверх ногами. А сам Уилл отвернулся от меня.
Неоспоримая правда состоит в том, что лучшее в праздниках – это возможность выспаться. Ждать, пока солнечные лучи не вытащат тебя из комы, несколько раз перемещаться по кровати, может быть, просыпаться и снова засыпать.
А потом вылезать из постели и плестись по коридору, чтобы грохнуться на диван перед телевизором с телефоном в руке, тарелкой овсянки на коленях и уроком английского, пока что маячившим на далеком горизонте.
Вечером перед Днем благодарения я зарылся в постель с чувством полного удовлетворения и нетерпения, зная, что следующим утром у меня не прозвенит будильник. Моей самой большой проблемой было решить, что есть на завтрак: овсяные хлопья или мюсли с корицей. Последнее, что я помнил перед тем, как провалиться в сон, заключалось вот в чем: я решил смешать и то и другое в огромной миске и, наверное, добавить шоколадное молоко вместо обычного.
Три часа спустя меня грубо разбудили. Я посмотрел сонными глазами на абсолютно темную комнату, пытаясь собрать происходящее воедино. Рука на моем плече. Голос, который говорил мне вставать и не умолкал.
Но почему? Так рано, до восхода солнца? Разве сегодня – не День благодарения? Что случилось?
– …в больницу. И возьми какую-нибудь одежду. Но прямо сейчас можно не одеваться, ты можешь поспать в кровати Роя и Линды. Быстро, Олли, давай.
