18
Воскресенье, 1:51
Встретимся в озере. У конца пристани, справа от твоего дома.
Он ведь имел в виду «у озера»? «В» – это же опечатка?
Было два часа ночи. Ему повезло, что я проснулся, когда он мне написал.
Но на пристани никого не оказалось. Хотя я различил на досках стопку одежды.
Я быстро оглянулся по сторонам: надо убедиться, что я точно, однозначно, абсолютно один. Спустя несколько секунд я быстро пошел по деревянному настилу. Отличный способ заставить меня почувствовать себя незащищенным, Уилл.
Он плавал в воде прямо у края пристани – его окоченевшее лицо улыбалось мне из черного озера.
– Что ты делаешь? – спросил я.
– Идеальная ночь для плавания, правда?
– Разве тебе не надо сидеть за рулем через четыре часа? – удивился я.
Мы уже друг с другом попрощались. Я целый вечер дулся, надеялся, что опять его увижу, и пытался смириться с фактом, что ничего подобного, скорее всего, никогда не случится.
– Я не буду за рулем, поэтому посплю в машине. Я хотел еще раз на тебя взглянуть.
– Уилл…
– Иди сюда.
– Сейчас темно, – заныл я.
– Я никому не дам тебя съесть. Обещаю.
Я помедлил. Только ради него. Клянусь, никто на свете, кроме Уилла, не смог бы убедить меня раздеться и нырнуть в ледяное темное озеро смерти во время чертова часа ведьм.
Но я же сделал это, правда?
Когда я очутился в воде, его руки легли на мои плечи, а губы оказались на моих губах. Он поцеловал меня так, словно у него никогда не будет шанса сделать это снова.
И именно так я сам поцеловал его в ответ.
– К черту завтрашний день, – выдавил я, отстранившись.
– Он наступит, хочешь ты или нет.
– Знаю. Ты уедешь и через несколько недель совсем меня забудешь.
Уилл засмеялся и покачал головой.
– Я точно никогда тебя не забуду. Думаю, я никогда не был настолько счастлив. Это не испарится только из-за того, что мы будем…
– В противоположных концах страны.
– Могло быть и хуже. Если бы ты жил, например, в Австралии…
– Разницы немного.
Он вновь поцеловал меня.
Прощальный поцелуй номер семьдесят шесть.
– Обещай, что мы найдем способ еще раз увидеться.
– Я не могу такое обещать.
– Тогда соври. Пожалуйста.
На следующий день мы с Уиллом не обменялись ни единым словом.
На уроке музыки он смущенно улыбнулся, когда сел рядом со мной. Словно надеялся, что я буду вести себя так, будто все хорошо и танцев никогда не было.
– Привет, – прошептал он.
Привет?
Я кипел.
– Не хочу тебя видеть, – прошипел я.
Он посмотрел на меня с выражением лица человека, которому сказали, что его щенка жестоко убили. Когда он взял себя в руки, чтобы попытаться ответить, начался урок, и он откинулся назад на стуле, сжав зубы. Он не шевелился, пока мисс Эллисон не остановилась возле нас, чтобы раздать составленные ею буклеты. Затем с совершенно непринужденным видом он еле слышно сказал:
– Пожалуйста, не делай этого.
Я его проигнорировал.
– Олли.
Я его проигнорировал.
– Прости, пожалуйста. Я чувствую себя просто ужасно из-за вчерашней ночи.
Не настолько ужасно, чтобы позвонить мне, а может, отвести меня в сторону и объяснить или же изначально ничего не совершать.
– Мы можем поговорить?
Я промолчал.
Когда прозвенел звонок, я продолжил гнуть свою линию и сумел сбежать на следующий урок, пока Уилл не успел начать меня умолять. Мне помог тот факт, что Уилл не мог сказать ни слова там, где его могли услышать, а школьные коридоры не способствуют приватности. К обеду я продумал стратегию и направился в кафетерий, а не в музыкальный класс, чтобы он не застал меня одного.
Я ожидал, что баскетболисты сядут с нами, особенно после, можно сказать, официального оформления отношений между Нив и Дарнелл вчера вечером, но сегодня за нашим столом цвели исключительно розы.
– Это потому что мы с Дарнеллом… поговорили вчера вечером, – сказала Нив, когда мы сели. – Я объявила ему, что в следующем году переезжаю в Нью-Йорк.
– И?.. – спросила Лара.
– Кажется, он представлял себе, что мы останемся в Коллинсвуде и однажды создадим семью или что-то такое. Он признался, что никогда не хотел жить в большом городе. Поэтому, если честно, я не знаю, на каком мы сейчас этапе. Он явно не намерен ехать со мной, и пока мы решили подождать. Мы в подвешенном состоянии.
– Ни то ни се, – встрял я. – Вот что хуже всего.
– Это стишок? – спросила Нив.
– Дарнелл – урод, – отрезала Лара, угрожающе показывая картошкой фри на Нив. – Проблема не в городе. Если ему предложат работу в Нью-Йорке, то, уверяю тебя, он помчится туда в мгновение ока. Его просто пугает мысль о том, чтобы следовать за сильной женщиной, пока она строит карьеру, а не наоборот.
– Точнее не скажешь! – сказала Нив, салютуя диетической колой.
– Похоже, вчерашние танцы кто-то проклял, – добавил я.
Нив с серьезным видом кивнула. Лара посмотрела на нас испепеляющим взглядом.
– Неужели? Танцы очистили нас от токсичного багажа, который мы таскали. Теперь мы – свободные и одинокие. Нас уже не тянут на дно недоразвитые паразиты, высасывающие из нас любовь и не дающие взамен ничего более существенного, чем тухлый перепихон в чулане.
– У вас с Рене был перепихон в чулане? – спросил я.
– Это фигура речи.
– Сомневаюсь.
– Ну, все общепризнанные фигуры речи уже переиспользованы.
– Что и делает их фигурами речи. Если они не переиспользованы, то это просто слова, которые однажды кто-то сказал.
– Олли, – сладко промурлыкала Лара, – иногда ты можешь сильно раздражать, тебе кто-нибудь такое говорил?
– Кто-то, кроме тебя? Нет.
Плохая новость заключалась в том, что цепочки с кинжалом из розового золота на моей шее не хватило для того, чтобы отбить нападение Лары. А хорошая состояла в том, что я, наверное, никогда столько не болтал за школьным обеденным столом. И я чувствовал себя комфортнее обычного.
