– Я говорила ей: у тебя остается решимость, пока они маленькие, но в итоге ты понимаешь, что намного легче срезать корочку, чем слушать за каждым обедом трехчасовую истерику!
– Мам.
– Да, милый?
– Тебе не кажется… что пока рановато смотреть видео?
Она выглядела растерянной, будто не имелось ни единой причины, по которой мне следовало так думать.
– А когда не рано? Какое тут правило, Оливер?
Я не знал, но был вполне уверен, что «три часа после смерти» – действительно рано для того, чтобы любовно смеяться над усопшим героем этого видео.
– Прости. Я… я хотел сказать, что просто еще не готов.
Мама кивнула.
– Конечно, милый. Но я здесь еще посижу. Именно это мне сейчас и нужно. Мне необходимо посмотреть какие-то… общие видео, ладно? – Она улыбнулась, но ее глаза уже увлажнились. – А что тебе нужно сейчас? Я могу для тебя что-то сделать?
Мне не нужно слышать голос тети Линды, словно она еще жива. И не нужно обсуждать планы на ужин с папой. Мне надо делать что-то… что угодно, лишь бы не натягивать на лицо улыбку и притворяться, что все отлично.
Мне надо находиться в другом месте.
– Можно я встречусь с друзьями?
Мама рассеянно кивнула.
– Да, милый. Но будь дома к девяти.
Она даже не спросила, куда я иду. Она – на пятьдесят тысяч процентов не в порядке. Может, мне лучше остаться. Но она сделала звук погромче: тетя Линда стала пробовать еду Кристы, чтобы доказать дочери, какая она вкусная, и я понял, что уже не выдержу.
Поэтому я схватил со столика ключи и побежал к машине.
Я понятия не имел, куда еду. Куда податься? Сначала я бесцельно катался, заезжая в какие-то переулки и выруливая обратно, а потом обнаружил, что останавливаюсь, чтобы найти его адрес в «Гугл картах».
В том, чтобы ехать к нему, не было никакого смысла. Даже Лара или Нив во многих отношениях подошли бы больше, потому что мы хотя бы не переставали общаться. Но он знал про тетю Линду, был в курсе, как сильно она болела.
Летом, ночь за ночью, слушал, как я шепчу в темноту о том, как сильно я боюсь, что она умрет.
Мне надо с ним увидеться.
Дом Уилла оказался не менее пугающим в дневное время, чем в День благодарения. Я затормозил, уставился на него и с колотящимся сердцем сглотнул. Поворачивать обратно уже нет никакого смысла. Дорога все-таки была длинной.
Но мне не хватало смелости подойти к двери. Поэтому я ему позвонил.
– Ты сейчас дома? – спросил я.
– Да.
– Я на улице.
– Ты… стой.
Он сбросил звонок. Распахнулась входная дверь, Уилл выскочил на крыльцо, спустился по ступеням и зашагал по подъездной дорожке. Я в оцепенении вылез из машины и стоял, обнимая себя за плечи, пока Уилл не приблизился ко мне.
Похоже, он все понял, как только увидел мое лицо.
– Олли, – выдохнул он, протягивая руки.
Я ринулся ему навстречу, словно в этом не было ничего странного и мы не игнорировали друг друга последние несколько недель. Когда я почувствовал его ладони на спине, то разрыдался.
– Ох, Олли, нет. Мне ужасно жаль.
Он повел меня, плачущего, кашляющего и дрожащего, прямо в свою комнату, даже не дав поздороваться с его родителями. Мама и папа отказались бы от меня, если бы узнали, что я повел себя настолько невежливо, но в тот момент мне было все равно. Он оставил меня ненадолго, чтобы объяснить все родителям, а затем вернулся обратно и молча сел рядом со мной.
К тому моменту, как я наконец достаточно успокоился, чтобы быть способным говорить, мы с Уиллом просидели на его кровати минут пятнадцать. Он ни разу не попытался подтолкнуть меня к разговору. Просто сидел, прижавшись своим плечом к моему и положив руки на колени.
– Не представляю, что делать, когда такое происходит, – признался я. – Родители ведут себя так, словно все хорошо, отец хотел заказать ужин, а мама включила видео…
– Видео?
– Да, с тетей Линдой! Ты слышал когда-нибудь о чем-нибудь подобном?
Уилл рассудительно сложил ладони вместе.
– Абсурд какой-то.
– Это как что-то ненастоящее, Уилл. Все очень далекое, размытое, и я, типа, сплю, но вроде бы и нет. Я ведь точно не сплю?
– Не спишь, – подтвердил он. – Прости.
– О’кей. Все хорошо. Но в то же время вовсе не нормально. Она – мертва… по-настоящему. Вот что реально, понимаешь? Каждый день, начиная с сегодняшнего… и до бесконечности, она будет мертва, когда я буду просыпаться утром. Как мне справиться с ее уходом? Не знаю, что делать.
Я опять заплакал, и Уилл приобнял меня и притянул к себе. Не романтически, а утешительно. Так, как я хотел, чтобы мои родители утешали меня.
– Что мне делать? – повторял я, будто у Уилла имелось волшебное решение.
– То, что тебе нужно, – сказал он.
Я положил голову ему на плечо. Только сейчас я понял, как она отяжелела. А еще у меня болела челюсть. От плача? Я что, сжимал зубы?
Я часто так делал, когда был младше, пока не сломал зуб и стоматолог не заставил меня спать с каппой.
– Это случилось как снег на голову! Конечно, не совсем неожиданно, но я думал, что нас что-то предупредит. Она начнет выглядеть очень больной, и мы сразу сообразим, что ей осталось немного. Я даже не помню наш последний разговор. Кажется, он был про прокисшее молоко.
Говоря последнее предложение, я хныкал так сильно, что заикался.
– Это несправедливо, – сказал Уилл.
– Ага, верно.
– Да.
И непонятно как, но хоть я и чувствовал себя погребенным горем заживо, мне стало чуть менее невыносимо. Уилл поддерживал меня, соглашался со мной и не пытался заставить меня взглянуть на светлую сторону или вспомнить радостные времена, и я чувствовал себя не таким одиноким. Уилл очень редко общался с тетей Линдой, но я знал, что в эти мгновения, во тьме, окутавшей меня, он находился рядом. Готовый ждать столько, сколько нужно, пока я не соберусь с силами.
Наконец, я вытер глаза тыльной стороной ладони и выпрямился.
– Извини. Я приехал сюда из ниоткуда, а у тебя наверняка куча домашки, и ты еще не поужинал.
– Ничего…
– Мне следовало написать или…
– Олли, – он взял меня за руку, и я ошарашенно на нее посмотрел, – не надо. Я рад, что ты приехал. Можешь оставаться столько, сколько хочешь.
Я кивнул и мягко высвободил свою ладонь.
– Спасибо. Но мне пора домой.
