Брунетти не забыл времена, когда и сам мыслил так же, возмущался и злился из-за того, что подобное возможно, и даже потому, что люди верят, что такое может произойти. Теперь же он лишь слушал и кивал, без веры или недоверия, желая быстрее решить свои вопросы, а потом вернуться домой, к семье, и почитать что-нибудь, что оставили после себя люди, для которых Молва действительно была богиней.
– Могу ли я вам чем-то помочь, комиссарио? – спросила синьорина Элеттра.
Гриффони отодвинулась от окна, но Брунетти жестом остановил ее и обратился к секретарше:
– Я по поводу синьоры Марци…
По глазам синьорины Элеттры он понял, что она ничего не нашла, и поэтому не удивился, когда девушка сказала:
– У меня есть копии ее свидетельства о рождении, школьных характеристик, медицинской карты, сертификата налогового резидентства, трудовой биографии, банковских выписок, налоговой отчетности, но во всем этом нет совершенно ничего примечательного. Ни одного привода в полицию, не считая допроса в качестве потенциального свидетеля – я имею в виду нападение на Франчини, – но синьора Марци ничего не смогла сообщить, потому что в момент нападения отсутствовала. Еще на ее имя выписано судебное постановление, запрещающее приближаться к ней ее бывшему сожителю, угрожавшему ей при свидетеле.
Брунетти не удивился. То, что синьора Марци какое-то время жила с мелким жуликом, не делало ее преступницей, и к своему работодателю она, бесспорно, испытывала признательность. Но даже учитывая все это, Брунетти не мог закрыть глаза на ее полнейшее равнодушие к собственному невежеству.
Меняя тему, он спросил:
– Есть новости от Риццарди?
Синьорина Элеттра покачала головой.
– Еще слишком рано, – сказала она, напоминая о том, что прошел всего лишь день, с тех пор как был обнаружен труп Франчини.
– А что насчет пожертвования контессы Морозини-Альбани?
Синьорина Элеттра кивнула.
– Она сделала это в память о покойном супруге. По слухам, стоимость подаренного – несколько сотен тысяч евро, – произнесла секретарша и добавила с ноткой разочарования: – Я не успела проверить стоимость изданий по отдельности, поэтому у меня есть пока только приблизительная сумма.
Помолчав немного, она сказала:
– Я поговорила с сотрудниками других библиотек; все они настаивают, что у них установлены специальные системы защиты против кражи книг.
Брунетти посмотрел на Гриффони, которая вскинула брови, но промолчала.
– Я разослала копии паспорта Никерсона с его фото и рекомендательное письмо, чтобы они проверили, работал ли он над своим исследованием в их библиотеках.
– И каков ответ? – спросил Брунетти.
– Ничего определенного. Но все сказали, что поищут его имя в своих записях.
– А если он пользовался другим именем? – вмешалась Клаудиа. – Какие записи в таком случае они будут проверять?
– Есть ли у кого-нибудь из них централизованная система учета людей, ворующих в библиотеках? – спросил Брунетти.
Синьорина Элеттра лишь сердито фыркнула.
Комиссар взглянул на Гриффони:
– Как насчет того, чтобы отправиться в Кастелло и еще раз осмотреть квартиру? Помощь мне не помешает.
Комиссарио улыбнулась.
– Сейчас только схожу за жакетом…
По пути Клаудиа дала понять, что в общих чертах знакома с делом; она даже знала, кто такие синьора Марци и Роберто Дура. Брунетти рассказал ей о встрече с этой женщиной и о своей уверенности в том, что Франчини наживался на краже книг и при возможности скупал ворованные фолианты.
Гриффони, похоже, знала, почему редкие книги для многих представляют такую ценность и становятся объектом поклонения. Когда Брунетти спросил ее об этом, она объяснила, что в свое время у нее был фиданцато
[125], который изучал нотные манускрипты в библиотеке Джироламини в Неаполе.
– Он верил, что утерянный манускрипт Арианны Монтеверди находится там.
Видя недоумение Брунетти, комиссарио пояснила:
– Эту оперу поставили при жизни автора. Сохранились копии либретто, но музыка утеряна, за исключением арии Il Lamento d’Arianna. – Брунетти заинтересовался, и его коллега охотно стала рассказывать дальше: – С его слов я поняла, что эта опера – своего рода лох-несское чудовище в музыковедении: в последний раз ее партитуру видели лет сто назад, но некоторые еще верят, что она существует.
– Ты бывала в Джироламини?
Гриффони остановилась, словно невозможно было одновременно идти и разговаривать об этом.
– Да, и это был рай. Там больше ста тысяч томов, сотни инкунабул. Мой друг посещал библиотеку ради нотных манускриптов, я же два дня просидела над книгами по истории Неаполя. У меня нет слов, чтобы их описать! Это что-то невероятное!
– Сейчас, по-моему, эта библиотека закрыта? – спросил Брунетти.
– Как только началось расследование
[126], карабинеры все опечатали. – Клаудиа снова зашагала вперед. – Оказалось, что эти негодяи обчистили библиотечные фонды!
– По сравнению с этим в Меруле произошла лишь незначительная кража, – сказал Брунетти.
С неожиданным ожесточением Гриффони сказала:
– Я бы таким рубила руки!
– Что, прости?
– Людям, которые крадут книги или уродуют картины, вообще всем вандалам! Я бы отрубала им руки.
– Надеюсь, в переносном смысле?
«И чему только в наше время учат детишек в Неаполе?» – промелькнуло в голове у Брунетти.
– Разумеется, в переносном! На самом деле я бы отбирала у них все ценное, пока стоимость украденного или уничтоженного не будет возмещена, или держала бы за решеткой, пока они не выплатят ущерб!
– А если бы они так и не смогли заплатить? – спросил комиссар.
Его коллега резко остановилась и повернулась к нему лицом:
– Гвидо, не придирайся к словам. Ты прекрасно знаешь, о чем я. Такие преступления просто выводят меня из себя. В этот мир привнесли столько красоты… А теперь нам приходится стоять и смотреть, как ее разрушают или разворовывают… как она навсегда исчезает!
Ее гневная тирада оборвалась, и дальше они шагали молча. Наконец Брунетти и Гриффони перешли по мосту на кампо и показался дом Франчини.
Клаудиа открыла дверь ключом, который оставила у себя. Пока они поднимались по лестнице, она спросила:
