Такой ответ удивил комиссара не меньше, чем горячность, с которой Сартор отреагировал на его предположение.
Темп их беседы все время менялся, и Брунетти по опыту знал: нужно ослабить давление.
– Понимаю, – произнес он. – Как же тогда это случилось?
Он наблюдал за тем, как Сартор подбирает слова. Вот он втянул губы, словно так можно было подольше помолчать, потянуть с ответом… Авось Брунетти забудет, о чем спрашивал.
Комиссар сидел и ждал, представляя, что он растение, например куст сирени, и пытается прорасти корнями вот в этот стул… Если посидеть на нем достаточно долго, станешь его частью, частью комнаты, частью жизни Сартора, и тогда охраннику не избавиться от Брунетти, укоренившегося в его жизни.
– Однажды, – начал Сартор, – покидая библиотеку (а мы обычно перекидывались словечком, когда он приходил и уходил), Франчини сказал, что я выгляжу встревоженным, и спросил, не может ли он мне чем-нибудь помочь.
– Вы знали, что раньше он был священником?
– Да.
– И?..
– Мы вместе вышли выпить кофе, и я рассказал ему – как вы и говорите, раньше он был священником, – что у меня проблемы с деньгами.
Брунетти не увидел здесь особой связи – он считал, что священники вообще-то ведают другими делами, – но промолчал.
– Франчини предложил мне взять у него деньги в долг. Я сказал – не могу. Он ответил, что, если я хочу, можно все оформить официально.
– Официально?
– Ну, подписать бумаги…
Рука Сартора снова показалась из-под одеяла и сделала движение, имитируя подписание документа.
– Значит, были и проценты?
– Нет, – сказал Сартор, едва ли не оскорбленный таким предположением. – Только сумма, которую я брал в долг.
– И сколько же это было?
Брунетти наблюдал за Сартором. Комиссар подумал, что тот собирается солгать, и не ошибся.
– Тысяча евро.
Брунетти кивком дал понять, что верит сказанному.
Последовала долгая пауза, и комиссар понял, что Сартору хочется, чтобы все это скорее закончилось.
Брунетти почувствовал усталость – от вранья, от заминок, поэтому спросил, желая ускорить ход событий:
– И что произошло потом?
Сартор быстро взглянул на комиссара, давая ему понять, что тот слишком его подгоняет или даже оскорбляет. Охранник отвернулся и стал смотреть в стену. Брунетти ждал.
– Через несколько месяцев Франчини заявил, что хочет получить эти деньги обратно, – пробормотал Сартор в стену. – Но у меня их не было. Когда я сказал ему об этом, он ответил, что я могу ему помочь.
– Как?
Сартор резко повернулся и метнул в Брунетти сердитый взгляд.
– Дать ему книги, разумеется! – напряженным голосом произнес он.
Брунетти понял, что терпение и фантазия Сартора почти исчерпались.
– Он уточнил, какие именно книги ему нужны? – спросил комиссар.
– Да. Выбрал по каталогу и сказал, как они называются.
– И вы отдали их ему? – поинтересовался Брунетти, отмечая про себя, что само значение этого глагола подразумевает, что книги принадлежали Сартору, захочет – отдаст их, не захочет – нет.
– У меня не было выбора! – голос охранника прозвучал возмущенно.
– А Никерсон? – Брунетти рассчитывал удивить его этим вопросом.
Ответ был дан немедленно, сердитым тоном:
– А что Никерсон?
– Они с Франчини были знакомы?
Сартор искоса посмотрел на комиссара, не сумев скрыть изумления, и Брунетти испугался: уж не задал ли он неправильный вопрос, не поспешил ли? Взгляд Сартора стал испытующим, но уже через секунду охранник закрыл глаза и молчал так долго, что Брунетти решил: они дошли до предела (что, в общем-то, было неминуемо) и теперь Сартор откажется говорить. Комиссар ждал, давая понять, что не особо настаивает на продолжении разговора. Сартор не шевелился и не открывал глаза. В соседней комнате зашумели. Брунетти оставалось лишь надеяться на то, что женщины не решат войти в спальню прямо сейчас.
Сартор открыл глаза. Его лицо теперь выглядело иначе – более настороженным, что ли. Даже борода, которая совсем недавно казалась неопрятной и всклокоченной, теперь наводила на мысль о том, что ее сделали такой нарочно.
– Да, – проговорил наконец Сартор, отвечая на вопрос Брунетти. – Он был очень умен, этот Франчини.
«Не так уж умен», – захотелось возразить комиссару, но вместо этого он спросил:
– Что вы имеете в виду?
– Он заявил, что узнал его, этого Никерсона. Они встречались раньше, – произнес Сартор. И продолжил, медленно, взвешивая каждое слово, словно иначе собеседник не понял бы его: – Он не уточнил, ни где, ни когда это было. Просто сказал, что они знакомы.
– Они работали вместе? – спросил Брунетти.
Сартор так долго медлил с ответом, что комиссар уже решил, что больше ничего не услышит.
– Да.
– И вы ему помогали?
– Очень мало. Франчини сказал, чтобы я не трогал Никерсона.
– На выходе? – уточнил комиссар.
Сартор опустил ресницы, изображая смущение.
– Да, – пробормотал он, словно не желая, чтобы Брунетти услышал его признание. Во взгляде охранника была мольба, когда он спросил: – А что еще мне оставалось делать?
Брунетти не ответил, и Сартор произнес:
– Я попросту не заглядывал к нему в портфель.
Рука охранника съехала к краю кровати. Большим и средним пальцами он схватился за простыню и стал скатывать ее в тонкий валик. Вперед-назад, вперед-назад – словно поглаживал кошку…
– И что произошло потом? – спросил Брунетти в надежде, что это именно тот вопрос, который Сартор желает услышать.
– Никерсон захотел Доппельмайера.
– Что-что? – переспросил Брунетти, хотя и знал, что речь идет о сборнике астрономических таблиц.
– Атлас звездного неба, – пояснил Сартор со снисходительностью эксперта. – В библиотеке был всего один такой, и Никерсон сказал, что хочет его получить.
– Почему именно его?
– Для клиента. Так сказал мне Франчини.
– Что было дальше?
– Франчини был человек осторожный. Он заявил, что это слишком ценная книга и трогать ее не стоит. К тому же она слишком большая. Франчини сказал Никерсону, что не будет в этом участвовать, что бы тот ни говорил и ни предлагал.
Стараясь выглядеть как можно более бесстрастным, Брунетти поинтересовался:
– А дальше?
Сартор некоторое время решал, как лучше ответить.
