Едва переступив порог, директриса достала из кармана пару белых хлопчатобумажных перчаток. Надевая их, она сказала:
– У меня не было времени проверить остальные книги, которые брал этот человек. Я просмотрела только те, что он оставил на своем читательском месте сегодня. Некоторые фолианты хранятся здесь, и мы можем взглянуть на них прямо сейчас.
Дотторесса Фаббиани сверилась с документом, лежащим сверху пачки, которую она все еще держала в руках, затем повернулась и подошла к третьему стеллажу слева. Почти не глядя на корешки, директриса остановилась посередине, наклонилась и взяла книгу с нижней полки.
– Вы знаете, где что лежит? – спросил Брунетти, который остался стоять в проходе.
Директриса вернулась и положила книгу на стол рядом с ним. Наклонилась, выдвинула ящик, достала еще одну пару хлопчатобумажных перчаток и протянула ее комиссару.
– Не все, но основном да. Я работаю здесь уже семь лет. – Она сверилась с документом и махнула рукой, указывая на дальние стеллажи: – Уверена, я намотала в этих дебрях не одну сотню километров.
Брунетти невольно вспомнил слова одного патрульного, с которым познакомился, когда жил в Неаполе. Тот однажды заметил, что за двадцать семь лет службы преодолел как минимум пятьдесят тысяч километров – диаметр земного шара и то меньше. Прочитав на лице у Брунетти недоверие, он пояснил: десять километров за каждый рабочий день на протяжении двадцати семи лет… Комиссар мысленно прикинул длину этого прохода. Метров пятьдесят? Или больше?
Минут двадцать Брунетти ходил за директрисой из помещения в помещение, и книг у него в руках становилось все больше. Скоро он поймал себя на том, что почти не ощущает книжного запаха. Директриса остановила его, переложила книги на стол, а затем они продолжили свое занятие. Она стала его Ариадной в этом лабиринте книг. Дотторесса Фаббиани останавливалась то тут, то там, чтобы передать Брунетти очередной томик. Для комиссара же единственным ориентиром было окно с видом на остров Джудекка; здания, видневшиеся из других окон, ни о чем ему не говорили.
Наконец, передав Брунетти еще два фолианта, дотторесса Фаббиани вернулась к первой странице своего списка, давая понять, что они закончили.
– Можем просмотреть их в этой комнате, – сказала она, ведя комиссара обратно, к столу с книгами.
Он подождал, пока директриса возьмет у него из рук последний том и положит его к остальным.
Она взяла верхний фолиант из первой стопки и открыла его. Брунетти придвинулся к ней и увидел форзац, а когда директриса перевернула страницу, то и титульный лист. От фронтисписа остался лишь тонкий вертикальный обрез. И хотя эта полоска бумаги ничем не напоминала рану, Брунетти невольно подумал, что книге больно.
Директриса вздохнула, закрыла том и перевернула его, высматривая просветы в толще страниц. В перчатках держать книгу было неудобно, поэтому дотторесса Фаббиани положила ее на стол, сняла перчатки и стала медленно листать. Довольно скоро она обнаружила корешок еще одной вырезанной страницы, и еще, и еще.
Закончив с этим фолиантом, директриса отложила его в сторону и взяла следующий. Снова отсутствовал фронтиспис, и еще семь страниц. Когда она потянулась за третьим томом, Брунетти увидел, как что-то капнуло на красный кожаный переплет и в этом месте он стал темно-бордовым. Дотторесса Фаббиани попыталась стереть пятнышко пальцем.
– Какие же мы все-таки болваны! – пробормотала она еле слышно.
«Кто это – мы? – мысленно спросил себя Брунетти. – Те, кто изрезал книги, или же те, чья халатность позволила этому случиться?»
Они стояли в шаге друг от друга, пока директриса просматривала оставшиеся издания: по подсчетам Брунетти, их было двадцать шесть. И только в двух из них все страницы оказались на месте.
Дотторесса Фаббиани отложила последнюю книгу, оперлась ладонями о край стола и подалась вперед.
– Не хватает еще нескольких книг, – произнесла она. И, как человек, который отказывается смириться с неоднократно подтвержденным диагнозом, добавила: – Но их могли попросту поставить не на то место.
– А это возможно? – спросил Брунетти.
Глядя на разложенные перед ней книги, директриса сказала:
– Если бы вы спросили меня об этом вчера, я бы ответила, что невозможно ни первое, ни второе.
– Каких именно книг не хватает? – задал вопрос комиссар, даже не пытаясь притвориться, будто верит в случайное совпадение. – Тех, которые заказывал американец?
– Нет, и это самое странное. Но это тоже книги о путешествиях.
– Какие именно? – поинтересовался комиссар, заранее готовясь к тому, что названия вряд ли о чем-то ему скажут.
– Немецкий перевод Рамузио
[25] Delle Navigationi et Viaggi
[26] и латинский – издания тысяча пятьсот восьмого года Paesi novamente ritrovati
[27] Монтальбоддо. – Дотторесса Фаббиани говорила с ним, как с коллегой-библиотекарем или архивариусом, который знает, что это за книги и какова их ценность.
Прочитав на лице комиссара замешательство, она уточнила:
– Монтальбоддо систематизировал отчеты о плаваниях нескольких путешественников, описания того, что они увидели. Нечто подобное сделал и Рамузио.
Брунетти вынул блокнот и записал имена авторов и названия фолиантов – то, что успел запомнить. Обе книги были изданы в начале шестнадцатого века… И какому-то проходимцу удалось беспрепятственно вынести их из библиотеки!
– Дотторесса, прошу, дайте мне информацию об этом человеке, – попросил комиссар, возвращаясь к главной проблеме.
– С радостью, – ответила директриса. – Надеюсь… Я надеюсь, что… – начала она, но тут же осеклась и умолкла.
– Вы сможете проследить, чтобы к этим книгам больше никто не прикасался? – спросил Брунетти. – Еще до наступления вечера я пришлю своих людей, чтобы снять отпечатки. Если дело дойдет до суда, нам пригодятся вещественные доказательства.
– Если? – повторила директриса. – Вы сказали «если»?
– Его еще надо поймать, и у нас должны быть доказательства, что это именно он взял книги.
– Но мы знаем, что это правда! – сказала директриса, глядя на комиссара так, словно он вдруг спятил. – Это же очевидно!
Брунетти промолчал. Очевидное иногда невозможно доказать; то, в чем люди свято уверены, зачастую неприменимо в суде – служителям Фемиды нужны улики. Комиссару не хотелось говорить об этом дотторессе. Поэтому он лишь изобразил на лице вежливую улыбку и знаком предложил женщине покинуть книгохранилище.
