— Но вы же работаете в команде.
— Забавная штука — эта командная работа, — усмехнулась Джейн. — Идеи мои, а лавры достаются кому-то другому. — С фотографией в руке она вышла из комнаты и тотчас пожалела о последней реплике. Но ее уже давно достали коллеги-мужчины, их язвительные шуточки и колкости, дополнявшие общую картину неприязненного к ней отношения. Последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, стал опрос соседки Елены Ортис, который они проводили вместе с Дарреном Кроу. Кроу постоянно перебивал Риццоли, чтобы задать свои вопросы. Когда она попросила его удалиться и впредь следить за своим поведением, он выпалил классическое мужское оскорбление:
— Я так понимаю, что попал на критические дни.
Нет уж, она собиралась держать свои идеи при себе. Если ее подозрения не подтвердятся, тогда никто во всяком случае не поднимет ее на смех. А если окажется, что она попала в точку, тогда уж она утрет всем нос.
Джейн вернулась на свое рабочее место, чтобы еще раз рассмотреть выпускное фото Дианы Стерлинг. Потянувшись за лупой, она вдруг обратила внимание на бутылку минеральной воды, которую всегда держала на столе, и все в ней закипело, когда она увидела, что туда запихнули.
«Не реагируй, — приказала она себе. — И виду не показывай, будто тебя это задело».
Стараясь не смотреть на бутылку с водой и отвратительный предмет, болтавшийся внутри, она направила лупу на шею Дианы Стерлинг. В комнате воцарилась неестественная тишина. Она чувствовала на себе взгляд Даррена Кроу, который так и ждал, когда же она взорвется.
«Не дождешься, мерзавец. На этот раз у тебя не пройдет».
Она сосредоточилась на ожерелье Дианы. Эта деталь поначалу ускользнула от ее внимания, что было неудивительно — настолько притягательным было лицо девушки, ее красивые высокие скулы, изящно изогнутые брови. Теперь она присмотрелась к двум кулонам, подвешенным на тонкой цепочке. Один кулон был в форме замочка, а второй был крохотным ключиком. «Ключ к сердцу», — мелькнуло у нее в голове.
Риццоли порылась в папках и отыскала фотографии с места убийства Елены Ортис. Вооружившись лупой, она стала рассматривать тело жертвы. Под слоем засохшей на шее крови ей удалось различить тонкую змейку золотой цепочки; кулоны не просматривались.
Она потянулась к телефону и набрала номер судмедэксперта.
— Доктора Тирни не будет до конца дня, — ответила его секретарь. — Могу я вам чем-то помочь?
— Я по поводу вскрытия, которое он делал в прошлую пятницу. Елена Ортис.
— Да?
— На убитой было ювелирное украшение, когда ее доставили в морг. Оно до сих пор у вас?
— Сейчас проверю.
Риццоли ждала, постукивая карандашом по столу. Бутылка с водой стояла прямо перед ней, но она упорно ее не замечала. Злость уступила место возбуждению. Азарту охотника, идущего по следу.
— Детектив Риццоли? — снова раздался голос секретаря.
— Я слушаю.
— Личные вещи забрали родственники. Пару золотых сережек, ожерелье, кольцо.
— Кто расписался в получении?
— Анна Гарсиа, сестра жертвы.
— Спасибо. — Риццоли положила трубку и взглянула на часы. Анна Гарсиа жила в Денвере, и ехать к ней предстояло в самый час «пик»…
— Вы не знаете, где Фрост? — спросил Мур.
Риццоли подняла глаза и очень удивилась, увидев, что он стоит возле ее стола.
— Нет. Не знаю.
— Куда он мог запропаститься?
— Я не держу его на поводке, — пожав плечами, ответила она.
Последовала пауза.
Потом Мур спросил:
— Что это?
— Фотографии с места убийства Ортис.
— Нет. Что это за штука в бутылке?
Она опять подняла голову и увидела, что он хмурится.
— Вы что, не узнаете? Это же тампон. Кое-кто здесь отличается слишком тонким чувством юмора. — При этом она красноречиво посмотрела в сторону Даррена Кроу, который предпочел отвернуться, чтобы не прыснуть от смеха.
— Я разберусь с этим, — сказал Мур и взял со стола бутылку.
— Эй! — воскликнула она. — Да черт с ней, Мур. Забудьте!
Между тем детектив уже зашел в кабинет лейтенанта Маркетта.
Сквозь стеклянную перегородку она увидела, как он поставил бутылку на стол начальника отдела. Тот обернулся и посмотрел в сторону Риццоли.
«Ну вот, опять. Теперь они будут говорить, что эта стерва не понимает шуток».
Джейн схватила свою сумку, собрала фотографии и вышла из офиса.
Она была уже возле лифтов, когда ее окликнул Мур:
— Риццоли!
— Я сама могу за себя постоять! — огрызнулась она.
— Да, но вы просто сидели за столом, а эта… штука была перед вами.
— Тампон. Неужели так трудно произнести это слово вслух?
— Почему вы на меня злитесь? — Мур недоуменно развел руками. — Я ведь пытаюсь защитить вас.
— Послушайте, Святой Томас, знаете, как это бывает с женщинами? Я пожалуюсь, я же и получу по мозгам. И в моем личном деле появится запись: «Не умеет работать в мужском коллективе». На моей репутации будет поставлено клеймо: Риццоли нюня, Риццоли размазня.
— Напротив, они почувствуют себя победителями, если вы не станете жаловаться.
— Я уже пробовала разную тактику. Бесполезно. Так что впредь не надо делать мне никаких одолжений, договорились? — Она набросила сумку на плечо и вошла в лифт.
Лишь только двери лифта закрылись, ей захотелось взять свои слова обратно. Мур не заслуживал такой отповеди. Он всегда был вежлив, настоящий джентльмен, а она в запальчивости бросила ему в лицо прозвище, которым его дразнили за глаза в отделе, — Святой Томас. Полицейский, который никогда не шел по трупам, не ругался, не терял самообладания.
И были еще печальные обстоятельства его личной жизни. Два года назад у его жены Мэри случилось кровоизлияние в мозг. Полгода она пролежала в коме, но Мур до последнего дня не терял надежды на выздоровление. Прошло полтора года после смерти Мэри, а он, казалось, так и не смирился с утратой. По-прежнему носил обручальное кольцо, держал на столе ее фотографию. Риццоли часто наблюдала, как рушились семьи у полицейских, видела, как быстро обновлялась галерея женских образов на столах многих ее коллег-мужчин. На столе Мура оставалась Мэри с застывшей навеки улыбкой.
Святой Томас? Риццоли скептически покачала головой. Если на земле и были настоящие святые, то уж точно не из числа полицейских.
* * *
Один хотел, чтобы он жил, другая хотела его смерти, и оба наперебой клялись ему в своей любви, соревнуясь в том, кто любит сильнее. Сын и дочь Германа Гвадовски сидели друг против друга по разные стороны отцовской кровати, и никто не хотел уступать.
