Уставившись на свой новый образ, Риццоли в первую очередь подумала о том, что ненавидит Элизабет Херли за то, что та давала женщинам напрасную надежду. Жестокая правда заключалась в том, что некоторым женщинам не суждено стать красавицами, и Риццоли как раз принадлежала к их числу.
Вот и сейчас она сидела серой мышкой в углу, потягивая имбирный эль и наблюдая за тем, как бар постепенно наполнялся посетителями. Вскоре здесь стало шумно от разноголосицы, звона стаканов и кубиков льда, от смеха — излишне громкого и натужного, чтобы казаться естественным.
Риццоли встала из-за столика и направилась к стойке бара. Показав бармену свое удостоверение, она сказала:
— У меня есть пара вопросов.
Он едва взглянул на ее бейдж и, пробив в кассе сумму напитка, процедил:
— Валяйте, спрашивайте.
— Вы видели когда-нибудь здесь эту женщину? — Риццоли положила перед ним фотографию Нины Пейтон.
— Да, и вы не первый полицейский, который интересуется ею. Здесь была еще одна женщина из полиции примерно месяц тому назад.
— Из отдела по сексуальным преступлениям? — уточнила она.
— Наверное. Спрашивала, видел ли я кого-нибудь, кто пытался подцепить эту женщину с фотографии.
— Так вы видели?
Он пожал плечами.
— Сюда за тем и приходят, чтобы найти себе пару. Я не слежу, кто с кем уходит.
— Но вы помните эту женщину? Ее зовут Нина Пейтон.
— Я видел ее здесь несколько раз, обычно с подругой. Но имени ее я не знаю. И она уже давно не появляется.
— А знаете, почему?
— Не-а. — Он схватил тряпку и принялся протирать прилавок, потеряв к ней всякий интерес.
— Я вам скажу, почему, — произнесла Риццоли, начиная злиться. — Потому что какой-то ублюдок решил поразвлечься. И пришел сюда, чтобы найти себе добычу. Осмотрелся, увидел Нину Пейтон и подумал: «Какая кошечка». Разумеется, глядя на нее, он не видел перед собой человека. Она для него была всего лишь вещью, которой можно попользоваться и выбросить.
— Послушайте, зря вы мне все это рассказываете.
— Нет, не зря. И вам необходимо меня выслушать, потому что все это происходило у вас под носом, а вы предпочитали ничего не замечать. Какой-то негодяй подсыпает наркотик в ее стакан. Вскоре ей становится плохо, и она плетется в туалет. Тот самый негодяй подхватывает ее под руку и выводит на улицу. И вы ничего этого не видели?
— Нет, — выпалил он в ответ. — Не видел.
В баре вдруг стало тихо. Риццоли заметила, что на нее уставились десятки любопытных глаз. Не сказав больше ни слова, она отошла от стойки бара и вернулась за свой столик.
Через мгновение привычный гул голосов возобновился.
Она видела, как бармен подвинул два стакана с виски мужчине, и тот передал один из них своей спутнице. Видела, как тянутся к губам коктейли, как языки слизывают соль с краев бокалов с «Маргаритой», как запрокидываются головы, опорожняя стаканы с водкой, текилой и пивом.
И еще она видела, как мужчины смотрят на женщин. Она потягивала свой имбирный эль и не чувствовала ни хмеля, ни опьянения — только злость. Она, одинокая женщина, сидящая в углу, единственная из всех присутствующих отчетливо сознавала, чем на самом деле является эта пивная. Это было место, где встречались хищник и добыча.
У нее запищал пейджер. Это Барри Фрост пытался связаться с ней.
— Что там за гвалт? — спросил Фрост, чей голос был еле слышен по сотовому телефону.
— Я в баре. — Она гневно обернулась к столику, который взорвался от хохота. — Что ты сказал?
— … доктора на Марлборо-стрит. Я достал копию ее медицинской карты.
— Чьей карты?
— Дианы Стерлинг.
Риццоли тут же напряглась, вслушиваясь в далекий голос Фроста.
— Еще раз. Что это за доктор и почему к нему обращалась Стерлинг?
— Во-первых, доктор — это она. Доктор Бонни Джилспай. Гинеколог с Марлборо-стрит.
Последние слова утонули в очередном взрыве хохота. Риццоли прикрыла свободное ухо рукой, чтобы дослушать Фроста.
— Зачем к ней приходила Стерлинг? — прокричала она.
Но она и без того знала ответ; она буквально видела его перед собой, у стойки бара, где двое мужчин окружили женщину, словно львы, подкравшиеся к зебре.
— Изнасилование, — ответил Фрост. — Диана Стерлинг тоже была изнасилована.
— Итак, все трое были жертвами изнасилования, — заключил Мур. — Но ни Елена Ортис, ни Диана Стерлинг не заявляли об этом в полицию. Мы узнали о факте изнасилования Стерлинг только потому, что навели справки во всех близлежащих женских клиниках и гинекологических кабинетах, куда она могла обращаться. Стерлинг даже родителям не говорила об изнасиловании. Когда я позвонил им сегодня утром, они были в шоке, узнав об этом.
Было утро, но лица тех, кто его слушал, сидя за столом в зале совещаний, уже выглядели усталыми. Детективы явно недосыпали, и сейчас им предстоял очередной рабочий день после бессонной ночи.
Лейтенант Маркетт уточнил:
— Выходит, кроме этого гинеколога с Марлборо-стрит, никто и не знал об изнасиловании Стерлинг?
— Да. Это доктор Бонни Джилспай. Диана Стерлинг была у нее на приеме в первый и последний раз. А обратилась она к врачу потому, что боялась подцепить СПИД.
— А что доктору Джилспай известно об изнасиловании?
На вопрос ответил Фрост, который встречался с врачом. Он раскрыл папку, в которой лежала медицинская карта Дианы Стерлинг.
— Вот что записала доктор Джилспай: «Тридцатилетняя белая женщина просит сделать анализ на ВИЧ-инфекцию. Пять дней тому назад имела незащищенное половое сношение с партнером, ВИЧ-статус которого неизвестен. На мой вопрос, принадлежит ли партнер к группе риска, пациентка не ответила и разрыдалась. Выяснилось, что половой акт был принудительным, и она не знает имени насильника. Заявлять об изнасиловании не хочет. Отказывается обратиться в службу помощи жертвам насилия». — Фрост оторвал взгляд от бумаги. — Это вся информация, которую удалось получить доктору Джилспай. Она провела осмотр, взяла анализ на сифилис, гонорею, ВИЧ-инфекцию и попросила пациентку прийти на повторный анализ крови на ВИЧ. Пациентка так и не пришла. Потому что уже была мертва.
— И доктор Джилспай так и не заявила в полицию? Даже после убийства? — спросил лейтенант Маркетт.
— Доктор не знала о том, что ее пациентку убили. Она не следила за новостями.
— А что с уликами? Взяты образцы спермы?
— Нет. Пациентка… м-м… — Фрост покраснел от смущения. Были темы, обсуждать которые семьянину вроде Фроста было непросто. — Она спринцевалась несколько раз, сразу после изнасилования.
