Ответа Кэтрин пришлось ждать очень долго. Когда она наконец заговорила, голос ее был таким тихим, что Мур едва слышал его.
— Да. Я вижу.
— Что вы делаете? На экране? — спросил Полочек.
— Я держу в руке бумажный пакет. Собираю ягоды и кладу их в пакет.
— А вы едите их, пока собираете?
На лице ее появилась улыбка, мягкая и мечтательная.
— О да. Они сладкие. И теплые от солнца.
Мур нахмурился. Такого он не ожидал. Она чувствовала и вкус, и прикосновение, и это означало, что она переживает заново момент. Она не просто видела его на экране; она сама была на экране. Он увидел, как Полочек послал озабоченный взгляд в их сторону. Он выбрал экранный образ, чтобы тот стал преградой между ней и болезненными воспоминаниями. Но она слишком увлеклась. Теперь Полочек колебался, раздумывая над тем, что делать дальше.
— Кэтрин, — сказал он, — я хочу, чтобы вы сконцентрировались на подушке сиденья. Вы на стуле, в комнате, смотрите на экран. Обратите внимание на то, какая мягкая подушка. Как уютно вам на этом стуле. Вы это чувствуете?
Пауза.
— Да.
— Хорошо. Теперь вы останетесь на этом стуле. Вы не собираетесь вставать с него. И мы используем этот волшебный экран, чтобы посмотреть другую сцену из вашей жизни. Вы будете по-прежнему сидеть на стуле. Будете чувствовать мягкую подушку под собой. А то, что вы увидите, будет не более чем кино. Договорились?
— Да.
— Итак. — Полочек сделал глубокий вдох. — Мы вернемся в ночь пятнадцатого июня в Саванне. В ночь, когда Эндрю Капра постучался в вашу дверь. Рассказывайте мне, что происходит на экране.
Мур наблюдал за ней, затаив дыхание.
— Он стоит на моем крыльце, — сказала Кэтрин. — Он объясняет, что ему нужно поговорить со мной.
— О чем?
— Об ошибках, которые он допустил. В больнице.
То, что она рассказала дальше, ничем не отличалось от показаний, которые она дала детективу Сингеру в Саванне. Неохотно она впустила Капру в дом. Была жаркая ночь, он сказал, что хочет пить, и она предложила ему пива. Она открыла пиво и для себя. Капра был взволнован, беспокоился за свое будущее. Да, он допустил много ошибок. Но разве врачи застрахованы от ошибок? Снимать его со стажировки значило загубить его талант. Он знал одного студента-медика из университета Эмори, очень способного, который допустил всего одну ошибку, и она стоила ему карьеры. Это несправедливо, что Кэтрин будет решать его судьбу. Человеку нужно дать шанс.
Хотя она и пыталась урезонить его, она чувствовала, что он все больше злится, видела, как дрожат его руки. Наконец она встала, чтобы пройти в ванную и дать ему время успокоиться.
— И когда вы вернулись из ванной? — спросил Полочек. — Что происходит на экране? Что вы видите?
— Эндрю стал заметно тише. Не такой злой. Он говорит, что понимает меня. Он улыбается мне, когда я допиваю пиво.
— Улыбается?
— Странно. Очень странно улыбается. Так же, как улыбнулся в больнице…
Мур слышал, что ее дыхание участилось. Даже в роли отстраненного зрителя, который смотрит воображаемый фильм, она не могла избавиться от ощущения приближающегося ужаса.
— Что происходит дальше?
— Я засыпаю.
— Вы это видите на экране?
— Да.
— А потом?
— Я ничего не вижу. Экран стал черным.
«Рогипнол. Она не помнит эту часть».
— Хорошо, — сказал Полочек. — Давайте прокрутим пленку вперед, минуя черный кадр. Переходим к следующей части фильма. К следующему образу, который возникает на экране.
Дыхание Кэтрин стало учащенным.
— Что вы видите?
— Я… я лежу на кровати. В своей комнате. Я не могу пошевелить ни руками, ни ногами.
— Почему?
— Я привязана к кровати. На мне нет одежды, и он лежит на мне. Он во мне. Двигается во мне…
— Эндрю Капра?
— Да. Да… — Ее дыхание стало судорожным, в голосе угадывался страх.
Мур сжал кулаки и почувствовал, что и у него участилось дыхание. Он с трудом сдерживал желание пробить стеклянную перегородку и положить конец этой процедуре. Он больше не мог слушать это. Они не должны заставлять ее заново переживать сцену насилия.
Но Полочек уже осознал опасность происходящего и поспешил увести ее в сторону от тяжелых воспоминаний.
— Вы по-прежнему на своем стуле, — произнес Полочек. — Вы в безопасности, просто смотрите кино. Это всего лишь кино, Кэтрин. Это происходит с кем-то другим, не с вами. Вы в безопасности. Вы уверены в себе. Защищены.
Она задышала ровнее. И Мур тоже.
— Хорошо. Давайте посмотрим кино. Обратите внимание на то, что делаете вы. Не Эндрю. Расскажите мне, что происходит дальше.
— Экран опять погас. Я ничего не вижу.
«Она еще не оправилась от рогипнола».
— Прокручивайте пленку вперед, пропускайте этот черный кусок. Что появляется на экране?
— Свет. Я вижу свет…
Полочек сделал паузу.
— Я хочу, чтобы вы огляделись, Кэтрин. Откиньтесь на спинку стула, чтобы перед вами была перспектива. Что видно на экране?
— Вещи. Они лежат на ночном столике.
— Что за вещи?
— Инструменты. Скальпель. Я вижу скальпель.
— А где Эндрю?
— Я не знаю.
— Его нет в комнате?
— Он ушел. Я слышу, как льется вода.
— Что происходит дальше?
Она опять дышала тяжело, голос ее был взволнованным.
— Я натягиваю веревки. Пытаюсь освободиться. Не могу пошевелить ногами. Но на правой руке… веревка свободно болтается на запястье. Я тяну. Я продолжаю тянуть. Запястье все в крови.
— Эндрю по-прежнему нет в комнате?
— Нет. Я слышу его смех. Слышу его голос. Но он доносится из какой-то другой комнаты.
— Что происходит с веревкой?
— Она падает. От крови она становится скользкой, и моя рука проскакивает…
— Что вы делаете потом?
— Я тянусь к скальпелю. Срезаю веревку с другого запястья. Все это так долго. Меня тошнит. Руки плохо слушаются. Они так медленно двигаются, а в комнате то темно, то светло, а потом опять темно и светло. Я все еще слышу его голос, он разговаривает. Я нагибаюсь и срезаю веревку на левой щиколотке. Теперь я слышу его шаги. Я пытаюсь сползти с кровати, но моя правая щиколотка до сих пор привязана. Я переваливаюсь и падаю на пол. Лицом вниз.
— А дальше?
— Эндрю здесь, в дверях. Он выглядит удивленным. Я тянусь рукой под кровать. И нащупываю пистолет.
