— Простите?
— Несколько недель назад я читала статью про вас. Про женщин-хирургов. Там, кстати, была ваша великолепная фотография. Так вот, в статье говорилось, что вы работаете в «Пилгрим» всего год.
Кэтрин выдержала паузу, потом спокойно произнесла:
— Все правильно. После Саванны мне потребовалось какое-то время, чтобы… — Она откашлялась. — Я начала работать с доктором Фалко только в июле прошлого года.
— А что вы можете рассказать о первом годе вашей жизни в Бостоне?
— Я не работала.
— Чем занимались?
— Ничем.
Она смогла выжать из себя только такой ответ — унылый и бестолковый. Не могла же она выплескивать им унизительную правду о том, каким был тот первый год. Дни, переходящие в недели, когда она боялась высунуть нос из своей квартиры. Ночи, когда малейший шорох повергал ее в панику. Медленное и болезненное возвращение в мир, когда простая поездка в лифте или ночное возвращение на машине требовали предельного мужества. Она стыдилась своей трусости, незащищенности, ей до сих пор было стыдно, но гордость не позволяла показать это.
Она посмотрела на часы.
— У меня пациенты. Мне действительно больше нечего добавить.
— Позвольте мне уточнить кое-какие факты. — Риццоли открыла маленький блокнот. — Чуть более двух лет назад, ночью пятнадцатого июня, в вашей квартире на вас было совершено нападение доктором Эндрю Капрой. Этот человек был вам знаком. Он работал врачом-стажером в вашей больнице. — Риццоли взглянула на Кэтрин.
— Вы все знаете не хуже меня.
— Он одурманил вас каким-то лекарством, раздел. Привязал к кровати. Издевался над вами.
— Я не понимаю, зачем вы…
— Он изнасиловал вас.
Слова, хотя и произнесенные тихо, хлестнули, словно пощечина. Кэтрин молчала.
— И это еще не все из того, что он намеревался сделать, — продолжала Риццоли.
«Господи, сделай так, чтобы она замолчала!»
— Он собирался изуродовать вас самым жестоким способом. Так же, как он изуродовал четырех других женщин в Джорджии. Он вспорол им животы. Уничтожил тот орган, который делает женщину женщиной.
— Достаточно, — произнес Мур.
Но Риццоли не унималась.
— Это могло произойти и с вами, доктор Корделл.
Кэтрин покачала головой.
— Зачем вы мне это говорите?
— Доктор Корделл, мое самое большое желание — поймать убийцу, и я думала, что вы захотите помочь нам. Вам же не хочется, чтобы это повторилось с другими женщинами.
— Но я здесь совершенно ни при чем! Эндрю Капра мертв! Вот уже два года как мертв.
— Да, я читала протокол вскрытия.
— Я могу гарантировать, что он мертв, — выпалила Кэтрин. — Потому что я убила этого сукина сына своими собственными руками.
Глава 4
Мур и Риццоли изнывали в машине под струей теплого воздуха, вырывавшейся из кондиционера. Вот уже десять минут они томились в пробке, но в автомобиле пока не становилось прохладнее.
— Налогоплательщики получают то, за что платят, — заметила Риццоли. — Эта машина — сущий хлам.
Мур выключил кондиционер и открыл окно. В салон ворвались запахи раскаленного асфальта и выхлопных газов. Он и без того задыхался. Ему было странно, как это Риццоли выдерживает в пиджаке. Мур снял свой сразу же, как только они вышли из дверей медицинского центра «Пилгрим». Он знал, что ей наверняка жарко, поскольку видел капельки пота, поблескивавшие над ее верхней губой — губой, которой, похоже, никогда не касалась губная помада. Риццоли не была дурнушкой, но, в отличие от других женщин, неравнодушных к макияжу и побрякушкам, казалось, старательно маскировала собственную привлекательность. Она носила мрачные костюмы, которые совершенно не подходили к ее хрупкой фигурке, а вместо прически на голове была бесформенная копна черных кудряшек. Риццоли была такой, какая есть, и окружающим предлагалось либо принимать ее в этом виде, либо убираться ко всем чертям. Мур понимал, в чем причина такой строгости к себе, — возможно, это помогало ей выжить как женщине-полицейскому. Риццоли по мере сил боролась за свое место под солнцем, пытаясь выстоять в жестокой конкуренции с мужчинами.
Точно так же, как Кэтрин Корделл. Но доктор Корделл выбрала иную стратегию: она держала дистанцию. Во время разговора с ней у Мура возникало ощущение, будто он смотрит на нее сквозь матовое стекло — настолько отстраненной и расплывчатой она казалась.
Именно эта отстраненность и раздражала Риццоли.
— С ней что-то не так, — заметила она. — Чего-то не хватает в плане эмоций.
— В конце концов, она же хирург-травматолог. Ей по роду деятельности положено быть хладнокровной, — возразил Мур.
— Есть хладнокровие, а есть лед. Два года тому назад ее связали, изнасиловали, чуть не изуродовали. А она так спокойно говорит об этом. Мне это кажется странным.
Мур остановился на красный сигнал светофора и уставился на запруженный перекресток. Пот струйками стекал у него по спине. Он плохо соображал в жару, становился размякшим и тупым. Он уже мечтал о том, чтобы лето поскорее кончилось и пришла зима с ее белоснежной чистотой…
— Эй, — окликнула его Риццоли. — Вы меня слушаете?
— Она очень выдержанная, — произнес он наконец.
«Но совсем не ледяная», — подумал тут же Мур, вспомнив, как дрожала рука Кэтрин, когда она передавала ему фотографии женщин.
Уже сидя за рабочим столом, он, потягивая теплую колу, стал перечитывать статью, напечатанную несколько недель тому назад в «Бостон глоб»: «Женщины, владеющие ножом». Речь шла о трех женщинах-хирургах из Бостона — их триумфах и поражениях, проблемах, с которыми они сталкиваются в своей профессиональной среде. Фотография Корделл была самой удачной. И дело было не только в ее внешней привлекательности; поражал ее взгляд — такой прямой и гордый, словно Кэтрин бросала вызов фотокамере. Ее портрет, как и статья, убеждал в том, что эта женщина полностью управляет своей жизнью.
Мур отложил статью в сторону и задумался о том, каким обманчивым может быть первое впечатление. Как легко замаскировать боль улыбкой, упрямо вздернутым подбородком…
Он открыл другую папку. Глубоко вздохнув, принялся перечитывать отчет следователей из Саванны по делу Эндрю Капры.
Свое первое убийство, из числа известных полиции, он совершил, будучи студентом медицинского факультета Университета Эмори в Атланте. Жертвой стала Дора Чикконе, двадцатидвухлетняя аспирантка того же университета, которая была найдена привязанной к кровати в ее комнате на съемной квартире. При вскрытии в ее теле были обнаружены следы сильнодействующего лекарства рогипнола. Осмотр квартиры не подтвердил факта насильственного вторжения.
